Прогулки по чужим ночам

Не знаю, как это у него получилось, но реакция у парня удивительная. Он вскинул руку, пуля ввинтилась в стену меньше чем в сантиметре от моей головы. Нет, ну надо же! Кто меня за язык тянул? Ладно, я тоже не лаптем щи хлебаю! Тяжелая хрустальная пепельница летит в голову парня. Вот так, прямо в дыню.

– Ты его убила! – Рыжий уже опомнился. – Лиза, ты грохнула его!

– Ну да, жаль. Пепельница была очень симпатичная.

– Перестань паясничать.

– А чего ты ждал? Этот ублюдок застрелил бы нас обоих. Или ты думаешь, у него в руках рогатка?

– Удивительно! Пистолет с глушителем, и так быстро выхватил! – Рыжий пинает оружие в угол. – Нет, ну кто бы мог подумать!

– Ишь, падаль, лежит себе, хоть сейчас хорони! А я уверена, это именно он убил Корбута. Мы с тобой опоздали всего на несколько минут.

– Ты думаешь, мы бы ему помешали?

– Вряд ли. Но, возможно, он бы при нас постеснялся его убивать.

– А я думаю, что он просто потратил бы на два патрона больше.

– Скорее всего. Интересно, что он здесь искал? А ведь искал – и почти нашел… Я посмотрю.

Мы усаживаемся на корточки рядом с трупами.

– Он жив. – Рыжий щупает пульс. – Крепкая у парня тыква!

– Тем лучше. Порасспросим его.

Он открывает глаза, и от его взгляда мне становится зябко. Такие глаза бывают у бешеных собак – полные ненависти ко всему миру. У этой ненависти нет разумных причин, и от этого еще страшнее. Человек иногда рождается с таким дефектом. И живет только с одной целью: причинить неприятности как можно большему количеству людей. Это бог, наверное, на миг отвернулся – и в мир приходит нечто, лишенное ЕГО искры в сердце и без малейшего намека на душу.

– Вы мне за это заплатите.

Он цедит слова, будто расплавленный свинец. Голос у него тихий, но в нем слышится змеиное шипение. Я тебя не боюсь, потому что ты проиграл. Я молодая и красивая, я люблю жизнь, а ты живешь ненавистью, и эта ненависть сожгла тебя дотла. А я люблю клены за окном и вспаханное засыпающее поле, и серое туманное небо, и городской шум. А ты не умеешь любить и потому проиграл.

– Ну, и что мы здесь ищем? – спрашиваю я.

Он лежит на полу, а мы пристроились рядом.

Думаю, Корбут наблюдает сейчас за нами оттуда, где он теперь есть, и радуется до упаду.

– Ничего я тебе не скажу. Мне надо к врачу, голова болит.

– Ничего, мы уже тут. Чего таращишься? Мы с Рыжим как раз и есть врачи. Хватит валять дурака, рассказывай.

– А если не расскажу? Пытать меня будешь?

– Думаю, да. Хотя признаю, у тебя в этих делах, наверное, опыта куда больше, но, надеюсь, я тоже справлюсь.

– Ты не сможешь.

– Смогу. А теперь расскажи, что ты искал, и закончим на этом.

– То, что я искал, не имеет к тебе никакого отношения.

– О как! Интересно. Но ты не стесняйся, расскажи, а мы уж решим, как нам дальше быть.

– Лучше уходите отсюда оба. – Его злой взгляд сейчас прожжет в стене дыру. – Вы напрасно ввязались в чужие дела.

– Не такие они уж и чужие, как оказалось, – я поднимаюсь. – Рыжий, присмотри за ним, не то даст волю своим дурным наклонностям, а я пока погляжу, что же такое он искал.

Верхняя часть массивной и на первый взгляд абсолютно целостной крышки стола отделилась, поверхность внутри идеально отполирована. С детства мечтала найти клад, но здесь пусто. Я провожу рукой по деревянной поверхности. Она шелковистая и теплая, абсолютное совершенство. Но в левом уголке есть небольшое углубление – его не видно, только на ощупь и найдешь. Я нажимаю пальцем, и снова слышен щелчок. Боковая панель отходит, и появляется ниша. Пустая, если не считать небольшой газетной вырезки с иностранными буквами под фотографией – какие-то люди, мужчина и женщина, и текст на немецком. Из-за этого он убил Корбута? Не тянет. Я просовываю руку дальше. Не может быть, чтобы здесь прятали только вырезку из газеты.

– Что там, Лиза? – Рыжий сидит на полу рядом с пленным.

– Да ничего здесь нет. Какой-то старый чернобелый негатив, просто кусок пленки. И несколько документов советского образца, потом почитаем.

Я беру находку и иду к Рыжему. Парень сидит прямо под окном, света маловато, но я разберусь, что здесь творится.

– Отдай мне. – Парень шипит, как гюрза. – Отдай, это не представляет для тебя никакой ценности.

– Мне достаточно того, что это представляет ценность для тебя. И настолько большую, что ты ради этого хлама убил человека.

Он вдруг бьет меня в грудь кулаком и тянется за пистолетом, но Рыжий ухватил его за ноги. Ничего, сейчас сделаю вдох и вырву ему сердце.

Какой-то звук, негромкий хлопок – кто-то стреляет. Я поднимаю голову. В дверях стоит старик. У него в руках пистолет, такой же, как тот, что валяется в углу. Если он попадет в Рыжего…

Но Вадик цел, а вот парень – нет. Посреди лба у него теперь дыра. Хорошо стреляет дед. Теперь наша очередь, как я понимаю?

– Поднимайся, Элиза.

Старик наклоняется ко мне и протягивает руку. Его ладонь сухая и твердая. Наши взгляды встречаются, я встаю. Черт, ублюдок здорово достал меня кулаком. Рыжий задирает на мне свитер и рассматривает гематому – огромную, красную. Скоро она почернеет и будет зверски болеть.