Прогулки одинокого мечтателя

Три дня тому назад явился ко мне г-н П. и со странной предупредительностью принес показать мне похвалу г-же Жофрен[26], написанную г-ном д'Аламбером. Предложив мне прочесть ее, он перед этим долго и раскатисто хохотал над нелепым злоупотреблением неологизмов в этом произведении и игривыми шутками, которыми оно, по его словам, полно. Он приступил к чтению, продолжая смеяться. Я слушал серьезно; видя, что я не следую его примеру, он успокоился и перестал наконец смеяться. В самом длинном и надуманном разделе этого произведения речь шла о том, с каким удовольствием г-жа Жофрен смотрит на детей и заставляет их болтать. Автор основательно видел в этой склонности доказательство природной доброты. Но он на этом не останавливался и решительно обвинял в злобе и жестокости всех, кто не разделяет этого интереса к детям, причем договорился до утверждения, что если б опросить приговоренных к виселице или колесованы», то все они признались бы, что не любят детей. Такие соображенья в данной связи производили странное впечатленье. Если даже допустить, что все это правда, подходящий ли был повод все это высказывать и нужно ли было осквернять похвалу достойной женщине образами казни и злодеев? Мне нетрудно было понять цель этого злостного притворства, и, когда г-н П. кончил чтение, я, отметив то, что мне показалось хорошим в похвале, прибавил, что у автора, когда он писал ее, в сердце было больше ненависти, чем любви. На другой день стояла хорошая погода, хоть и было холодно; я решил пройтись до Военного училища, рассчитывая найти там в садах мох в цвету. В пути я размышлял о вчерашнем посещении и о сочиненье г-на д'Аламбера, в котором — это было мне ясно — эпизодическая пристройка сделана отнюдь не без цели: одной предупредительности, с какой эта брошюра была мне доставлена,— мне, от которого все скрывают,— было достаточно, чтобы я понял, в кого тут метят. Я отдавал своих детей в Воспитательный дом. Этого было довольно, чтобы превратить меня в отца-изверга; а взлелеяв и распространив эту идею, из нее понемногу вывели и то очевидное следствие, что я ненавижу детей. Переходя мыслью от звена к звену всей цепи, я восхищался искусством, с которым человеческая изобретательность белое делает черным. Я не думаю, чтобы кто-нибудь больше меня любил смотреть, как малыши резвятся и играют вместе; часто на улице и во время прогулок я останавливаюсь, чтоб поглядеть на их шалости и игры с интересом, которого не вижу ни в ком. В тот самый день, когда ко мне явился г-н П., за час до его посещения, у меня были самые младшие дети моего хозяина, двое малышей Сусуа, из которых старшему было лет семь. Они подошли поцеловать меня так

охотно, что, несмотря на разницу в возрасте, им, кажется, на самом деле у меня понравилось; а что до меня, то я ответил на их ласку с глубокой нежностью и был в восторге оттого, что мой старческий вид не оттолкнул их. Даже младший приблизился ко мне с таким явным удовольствием, что, еще больше ребенок, чем они, я уже чувствовал к нему особенную привязанность и, когда он уходил, жалел об этом так, словно он был мой.

Я понимаю, как легко бросить мне упрек за то, что я отдал своих детей в Воспитательный дом, и нетрудно при некотором старании изобразить меня отцом-извергом, ненавидящим детей. Между тем, бесспорно, наибольшую роль в этом поступке сыграла боязнь, что судьба их при всяком другом выходе почти неизбежно оказалась бы в тысячу раз хуже. Будь мне безразлично, что с ними станется, я, не имея возможности сам воспитывать их, должен был бы — в моем положении — предоставить их воспитание матери, которая их избаловала бы, и ее семье, которая превратила бы их в чудовищ. До сих пор содрогаюсь при мысли об этом. То, чем Магомет сделал Сеида[27],— ничто в сравнении с тем, во что превратили бы их относительно меня, и ловушки, расставлявшиеся мне в этом деле впоследствии, достаточно убеждают меня, что такое намеренье уже возникало. В то время я был, конечно, очень далек от того, чтобы подозревать об этих чудовищных умыслах; но я знал, что наименее гибельным для моих детей было отдать их в Воспитательный дом,— и поместил их туда. Я и дальше с еще меньшими колебаниями стал бы так поступать, если б понадобилось, и хорошо знаю, что ни один человек не может быть более нежным отцом, чем был бы я, если б только привычка помогла природе.