— Вотъ какъ! А я изъ Новой Англіи; Нью-Бляшфильдъ мой родной городъ. Я теперь великолпно провожу время, а вы?
— Восхитительно.
— Именно такъ. Я люблю такое блужданье безъ опредленной цли, обильное новыми знакомствами, когда можно вдоволь поболтать. Я сразу узнаю американца, сейчасъ же подхожу къ нему, заговариваю и завожу знакомство. И мн никогда не надостъ такое путешествіе, если я могу длать знакомства и поговорить. Я ужасный любитель поговорить, если попадется подходящій человкъ, а вы?
— А я предпочитаю болтовню всмъ другимъ развлеченіямъ.
— Точь въ точь, какъ я. Другіе любятъ взять книгу, уссться съ ней и читать, и читать, и читать безъ конца, или же скитаться повсюду и звать на вс эти озера, горы и тожу подобныя вещи, но это не въ моемъ вкус; нтъ, сэръ, если это имъ нравится, то и пусть они такъ поступаютъ; не буду имъ мшать; но что касается меня, то я люблю поболтать. Были вы на Риги?
— Былъ.
— Въ какой гостинниц вы тамъ останавливались?
— У Шрейбера.
— Прекрасная гостинница, я тоже у него останавливался. Полна американцами, не правда ли? И это всегда такъ, всегда такъ! Это всмъ извстно. На какомъ судн перешли вы черезъ океанъ?
— На пароход «Парижъ».
— Французская компанія, вроятно! Какая погода… Виноватъ, на одну только минуту — вонъ стоятъ еще американцы, которыхъ я еще ни разу не видлъ.
И онъ ушелъ. Ушелъ совершенно невредимъ. Меня ужасно подмывало загарпунить его въ спину своимъ альпенштокомъ и я уже поднялъ оружіе, но потомъ раздумалъ; я почувствовалъ, что у меня не хватаетъ духу убить такого жизнерадостнаго, невиннаго и добродушнаго болвана.
Полчаса спустя, я вдлъ на скамейк и съ живйшимъ интересомъ разсматривалъ громадную глыбу, мимо которой мы плыли — глыбу, въ вид чудовищной пирамиды въ восемьдесятъ футовъ величиною, оформленную не человкомъ, а великою, свободною рукою природы, десятки милліоновъ лтъ назадъ заготовившею этотъ монолитъ для человка, который окажется достойнымъ этого памятника. Такой избранникъ, наконецъ, найденъ, и на скал на передней ея поверхности громадными буквами начертано имя Шиллера. Весьма замчательно, что памятникъ этотъ ничмъ еще не оскверненъ и не поруганъ. Разсказываютъ, что года два тому назадъ нашелся какой-то чужестранецъ, который помощью веревокъ и доски спустился съ вершины скалы и по всей лицевой ея сторон буквами еще большими тхъ, которыми написано имя Шиллера, вывелъ синею краскою слдующія слова:
«Испробуйте Созодонть».
«Покупайте Солнечный Печной Лакъ».
«Испытайте Бензалинъ».
Онъ былъ арестованъ и оказался американцемъ. Во время разбирательства дла судья сказалъ ему:
— Вы пріхали изъ страны, гд всякій наглецъ можетъ безнаказанно профанировать и оскорблять природу, а слдовательно и самого Творца ея, если только это можетъ прибавить хоть одну копйку въ его карман. Но здсь на такіе поступки смотрятъ иначе. Такъ какъ вы иностранецъ, и кром того невжественны, то я налагаю на васъ легкое взысканіе; если бы вы были здшнимъ уроженцемъ, то я поступилъ бы съ вами гораздо строже. Слушайте же и повинуйтесь. Немедленно вы должны уничтожить на памятник Шиллера вс слды вашего оскорбительнаго поступка; вы заплатите десять тысячъ франковъ штрафу; на два года вы будете отданы въ принудительныя работы; затмъ васъ слдовало бы наказать плетью, осмолить и посыпать перьями, отрзать вамъ уши, и, выведя на границу кантона, изгнать навсегда изъ его предловъ. Послднія тяжкія наказанія не будутъ примнены къ вамъ, не изъ снисхожденія лично къ вамъ, но къ той великой республик, которая иметъ несчастіе быть вашимъ отечествомъ.
Пароходныя скамейки были составлены въ два ряда спинками другъ къ другу такъ близко, что волосы на моемъ затылк почти касались волосъ двухъ дамъ, сидвшихъ сзади меня. Вдругъ я услышалъ, что съ ними заговорилъ кто-то изъ подошедшихъ, при чемъ я подслушалъ слдующій разговоръ:
— Вы, кажется, американки? — Я тоже американецъ.
— Да, мы американки.
— Я такъ и зналъ, — я всегда узнаю американцевъ. На какомъ судн прибыли вы въ Европу?
— На «Честер».
— А, знаю. А мы пріхали на «Батавіи Кюнэрдъ»; знаете? Благополучно ли совершили свой перездъ?
— Вполн благополучно.
— Какъ вы счастливы! Во время нашего перехода погода была очень бурная. Капитанъ говорилъ, что никогда еще не видалъ боле скверной погоды. Вы изъ какой мстности?
— Нью-Джерси.
— И я также. Впрочемъ, нтъ, я не то хотлъ сказать; я изъ Новой Англіи. Моя родина Нью-Блюмфильдъ. Это ваши дти? — Принадлежатъ они вамъ обимъ?
— Нтъ, только одной изъ насъ; это мои дти; моя пріятельница не замужемъ.
— Двица, значитъ? Я тоже не женатъ. Вы путешествуете одн?
— Нтъ, съ нами детъ мой мужъ.
— А мы путешествуемъ всмъ семействомъ. Ужасная скука здить одному — не правда ли?
— Полагаю, что да.