Впрочемъ, нашъ обычай апплодировать и во время хода пьесы, не дожидаясь конца акта, мн нравится боле, чмъ обычай апплодировать только тогда, когда занавсъ опускается, какъ это принято въ Маннгейм. Я просто не понимаю, какъ можетъ актеръ увлечься и правдиво изобразить какую-нибудь сильную страсть передъ холодною, молчаливою публикой. Мн кажется, что онъ долженъ чувствовать себя въ очень глупомъ положеніи. Мн даже больно становится, когда я вспоминаю, какъ въ ту ночь этотъ старый нмецкій Лиръ бсновался и метался по сцен, не встрчая, повидимому, отъ зрителей никакого сочувствія, не слыша ни одного апплодисмента до самаго конца акта. Мн сдлалось какъ-то не по себ, когда настала та глубокая, торжественная тишина, которая слдуетъ всегда за бурными и шумными взрывами чувства этого несчастнаго старика. На мст артиста я просто не выдержалъ бы. Изъ опыта я знаю, какъ скверно и глупо себя чувствуешь, когда настаетъ такое молчаніе. Мн вспоминается одно происшествіе, котораго я былъ очевидцемъ и которое… но лучше я разскажу все по порядку:
Однажды вечеромъ на одномъ изъ пароходовъ на Миссисипи, въ койк спалъ мальчикъ, высокій длинноногій мальчикъ лтъ десяти; спалъ онъ въ одной коротенькой ночной рубашк; эта была первая его поздка на пароход, которая такъ сильно утомила его своими впечатлніями и новизной, что онъ отправился въ постель съ головою, полною всякихъ взрывовъ, пожаровъ и прочихъ ужасовъ. Часовъ около 10 вечера въ дамскомъ салон сидло общество дамъ около 20-ти, занимавшихся разговоромъ, шитьемъ, вышиваніемъ и проч.; среди нихъ находилась какая-то добрая, почтенная старушка съ круглыми очками на носу, занятая своимъ рукодліемъ. Вдругъ, въ самую середину этого мирнаго общества, влетаетъ нашъ тонконогій молодецъ, въ своей коротенькой рубашенк и, поводя дико глазами, съ волосами поднявшимися дыбомъ, кричитъ: «Огонь, огонь, прыгай, спасайся, пароходъ въ огн, нельзя терять ни минуты!» Вс дамы посмотрли на него и улыбнулись, но ни одна не пошевелилась; старушка же спустила свои очки пониже, и поглядвъ поверхъ нихъ на мальчяка, мягко сказала: «Но ты такъ можешь простудиться, мой милый. Бги скоре назадъ и застегни свою запонку у рубашки, а тогда приходи и разскажи намъ въ чемъ дло».
Это было ушатомъ холодной воды на взволнованнаго бдняка. Онъ думалъ быть какимъ-то героемъ — виновникомъ дикой паники, а вмсто того вс преспокойно сидли на своихъ мстахъ и насмшливо улыбались, а старушка еще даже пошутила надъ его страхами. Я повернулся и смиренно отправился во-свояси, такъ какъ мальчикъ этотъ былъ я, и больше никогда въ жизни не интересовался пожарами какъ во сн, такъ и на яву.
Мн говорили, что въ Германіи какъ въ опер, такъ и на концертахъ не принято требовать повторенія; хотя бы зрителямъ до смерти хотлось еще разъ услышать какую-нибудь арію, все же никто не ршится требовать повторенія ея и тмъ нарушить правила приличія.
Повторенія могутъ требовать одни короли, но это уже совершенно иное; всякому пріятно, когда король что-нибудь одобряетъ, а что касается до артиста, отъ котораго король требуетъ повторенія, то гордость его и восторгъ просто безпредльны. Впрочемъ, бываютъ и такія обстоятельства, когда требованіе повторенія, даже королемъ…
Но лучше я разскажу весь эпизодъ. Король Баварскій — былъ поэтъ и имлъ присущія всмъ поэтамъ странности, съ тмъ, впрочемъ, отличіемъ отъ всхъ прочихъ поэтовъ, что могъ удовлетворить всякую свою причуду, въ чемъ бы она ни выражалась. Онъ былъ влюбленъ въ оперу, но не любилъ сидть въ театр вмст со всей публикой, и вотъ, въ Мюнхен, не рдко, когда опера уже кончалась и артисты смывали свою гримировку и снимали костюмы, отъ короля приходило приказаніе загримироваться и одться снова. Затмъ являлся король безъ всякой свиты и артисты принуждены были начинать вновь ту же оперу, и играть въ совершенно пустомъ театр передъ единственнымъ зрителемъ. Однажды ему пришла въ голову странная затя. Надъ всею обширною сценой придворнаго театра уложенъ цлый лабиринтъ водопроводныхъ трубъ, просверленныхъ мелкими отверстіями, изъ которыхъ въ случа пожара можно пустить на сцену безчисленное множество тонкихъ водяныхъ струекъ. Количество истекающей воды можно регулировать по желанію и въ случа нужды устроить на сцен настоящій потопъ. Директорамъ нашихъ театровъ не мшало бы обратить вниманіе на подобное устройство. Итакъ, король былъ единственнымъ зрителемъ. Шла опера, одно изъ дйствій которой должно происходить въ бурю. Въ свое время оркестръ началъ подражать разъяренной стихіи; загремлъ музыкальный громъ, завылъ и засвистлъ втеръ, забарабанилъ дождь. Интересъ у короля постепенно возрасталъ и, наконецъ, перешелъ въ настоящій восторгъ.
— Отлично, великолпно! — воскликнулъ онъ; — Но я хочу, чтобы пошелъ настоящій дождь! Пустите воду!
Тщетно умолялъ директоръ театра отмнить приказаніе, говоря, что настоящій дождь испортитъ дорогія декораціи и вс костюмы артистовъ. Король закричалъ:
— Пустяки, пустяки, я хочу настоящаго дождя! Пустите воду!