Чтобы убдиться въ этомъ, вовсе не требовалось, чтобы кто-нибудь мн подсказалъ. Если бы я былъ двицей, то и тогда разразился бы проклятіями отъ ярости. Облегчивши себ душу, я разбудилъ Гарриса и далъ ему понять, какого я обо всемъ этомъ мннія. Но вмсто того, чтобы чувствовать себя пристыженнымъ, онъ на меня же накинулся съ упреками въ безпечности. Онъ сказалъ, между прочимъ, что путешествіемъ по Европ онъ надялся пополнить свое образованіе, но что со мной можно прохать весь свтъ изъ конца въ конецъ и ничего не увидть, такъ какъ меня упорно преслдуетъ неудача. Затмъ, онъ началъ было выражать соболзнованіе по поводу нашего курьера, которому тоже не удалось ничего видть изъ-за моей безпечности; но я, чтобы прекратить этотъ надовшій мн разговоръ, намекнулъ Гаррису, что не худо бы было, если бы онъ вернулся опять на вершину и сдалъ бы мн по возвращеніи отчетъ о тхъ картинахъ и видахъ, которые онъ тамъ увидитъ; моя хитрость заставила замолкнуть его батареи.
Печально прохали мы черезъ Бріенцъ, знаменитый обиліемъ всевозможныхъ рзныхъ издлій и невыносимый по отчаянному кукуканью его часовъ, и только подъзжая къ мосту, перекинутому черезъ голубыя воды шумливой рки передъ самымъ въздомъ въ хорошенькій городокъ Интерлакенъ, пришли мы въ себя отъ постигшаго насъ огорченія. Это было уже почти на-заход солнца, такъ что весь перездъ отъ Люцерна мы совершили въ десять часовъ.
ГЛАВА II
Мы помстились въ гостинниц «H^otel Jungfrau», въ одномъ изъ тхъ громадныхъ учрежденій, которыя созданы новйшею предпріимчивостью чуть ли не въ каждомъ мало-мальски привлекательномъ мст континента. За табльдотомъ собиралось большое общество, причемъ разговоръ, по обыкновенію, шелъ на всевозможныхъ языкахъ.
За столомъ прислуживали женщины, одтыя въ живописные костюмы швейцарскихъ поселянокъ. Костюмъ состоитъ изъ простого gros de laine, украшеннаго пепельнаго цвта бантами, кофты цвта sacrebleu ventre saint gris, сложенной по бокамъ въ вид біе, съ отворотами, petite polonaise и узенькими вставками цвта p^at'e de foie gras. Вс он выглядывали въ немъ чрезвычайно пикантно и кокетливо.
На щекахъ одной изъ этихъ прислужницъ, женщины лтъ уже подъ сорокъ, красовались бакенбарды, спускавшіяся до половины щеки и имвшія въ ширину около двухъ пальцевъ; цвта он были темнаго, очень густыя и длиною достигали одного дюйма. Мн не рдко приходилось встрчать на континент женщинъ съ весьма замтными усами, но женщина-бакенбардистъ попалась мн здсь еще впервые.
Посл обда вс гости, какъ мужчины, такъ и дамы, перешли на открытую веранду и въ цвтникъ, разбитый передъ нею, чтобы воспользоваться вечерней прохладой; но когда сумерки перешли въ полную темноту, вс собрались въ обширной, пустынной гостиной, самой неуютной, непривтливой комнат каждой лтней гостинницы на континент. Разбившись на группы по двое и по трое, гости занялись разговоромъ вполголоса и выглядывали угнетенными, скучающими.
Въ гостиной стояло небольшое піанино; это былъ разбитый, разстроенный, хрипящій инвалидъ, вроятно, худшій изъ всхъ піанино, какія только случалось мн видть. Одна за другой подходили къ нему пять или шесть скучающихъ дамъ, но, взявъ нсколько пробныхъ аккордовъ, поспшно обращались въ бгство. Однако же, нашелся любитель и на этотъ инструментъ, да еще при томъ изъ Арканзаса — моей родины. Это была молоденькая женщина, повидимому, только-что вышедшая замужъ и не утратившая еще отпечатка чего-то двичьяго, невиннаго; ей было не боле 18-ти лтъ; только-что соскочившая со школьной скамейки, счастливая своимъ важнымъ, обожающимъ ее молодымъ мужемъ, она была чужда всякой аффектаціи и ни мало не стснялась окружающей холодной, безучастной толпой. Не усплъ замеретъ въ воздух пробный аккордъ, какъ вс присутствующіе сразу же поняли, что несчастной развалин предстоитъ исполнить свое назначеніе. Вернувшись изъ комнаты со связкой ветхихъ нотъ, супругъ любовно склонился надъ ея стуломъ, готовясь перевертывать листы.
Пробжавъ пальцами по всей клавіатур, что заставило всю компанію стиснуть зубы, какъ бы отъ мучительной боли, молодая женщина безъ дальнйшихъ проволочекъ ко всеобщему ужасу заиграла «Битву подъ Прагою»; со смлостью, достойной лучшей участи, бродила она по горло въ крови убитыхъ; изъ каждыхъ пяти нотъ она брала дв фальшивыхъ, но душа ея была въ пальцахъ и она не думала останавливаться, чтобы поправиться. Долго выдерживать это истязаніе у слушателей не хватило силъ; по мр того, какъ канонада длалась все сильне и ожесточенне, а число фальшивыхъ нотъ достигло 4-хъ изъ пяти, публика стала понемногу уходить изъ зала, нкоторые боле упорные, удерживали свои позиціи еще минутъ съ десять, но когда наша два, дойдя до «стона раненыхъ», принялась выматывать изъ нихъ внутренности, то и они спустили предъ нею флагъ и обратились въ бгство.