Прогулка с нелюдем (СИ)

— Живые без них никак не могут. Им кажется, что с тенью они занимают больше места. Они все только и думают, как бы занять больше места и оставить после себя как можно больше следов, — сказал другой мой сосед. — Цель их жизни — наследить. Свиньи!

— Почему покойники не любят живых, — спросил я, — ведь они сами когда-то жили?

— А почему живые не любят покойников, — передразнил меня сосед, — ведь они сами когда-то умрут?

— Ну, наверное, потому что вы нелюди и нечисть.

— Это как раз неизвестно, кто нечисть, а кто нелюди, — ничуть не обидевшись, ответил шофер. — Мертвые никому не делают вреда, зло бывает только из-за живых.

— Да, но я немного о другом. Вас не то чтобы боятся, просто вы странные, не как все.

— Между прочим, нас гораздо больше, — возразил мой сосед, — так что это вы, живые, не как все.

— Почему же тогда вы боитесь крестов, святой воды и тому подобного, вас ведь поэтому считают нечистью.

Те, кто слышал мои слова, рассмеялись.

— Посмотри, — сказал шофер, обводя вокруг себя своей костлявой рукой. — Вон сколько здесь крестов. Чего нам их бояться? А вот представь себе, что идешь ты по кладбищу, а навстречу тебе покойник, ты ему ничего, а он давай креститься, брызгаться святой водой, бормотать заклинания дрожащим голосом. Как ты поступишь?

— Мне бы это не понравилось, — ответил я.

— Вот, — сказал шофер. — А ты говоришь: «нечисть».

— А правда, что покойники боятся крика петуха?

— Не больше, чем ты боишься звона будильника. Раздражает, и только. Когда кричит петух, просыпаются живые и начинают шляться везде, даже по кладбищу, а нам-то какая радость, с ними сталкиваться? В гробу я видел такое удовольствие!

— Ты, наверное, в гробу вообще очень многое видел, — сострил я.

— Да уж побольше твоего, — огрызнулся водитель.

— Между прочим, покойники — самые лучшие люди, — вставил слово другой мой сосед.

— Верно! — подхватил шофер. — Для большинства людей единственный способ стать уважаемыми и всеми любимыми это умереть. Как бы их не ругали при жизни, после смерти для каждого находится доброе слово. Так что, даже вы понимаете, насколько мертвые лучше живых.

— Вспомни любого хорошего человека, — сказал второй сосед, — скорее всего, он уже умер.

— Значит, всех надо оживить, — сказал я.

— Этого нельзя делать! — перебила девушка. — Это ведь тоже, что и убить их!

— Все живые такие, — снисходительно сказал шофер, — им что убивать, что оживлять.

— Нельзя оживлять то, что умерло, — повторила девушка. — Нельзя искать то, что навсегда потеряно, и гнаться за тем, что ушло.

— Даже если оно дорого? — спросил я.

— То, чего уже нет, не может быть дорого. Его надо забыть.

— Я не хочу, — сказал я.

Кажется, моя собеседница хотела что-то ответить, да я вовсе и не хотел, чтобы мои слова стали последними в нашем разговоре, но вдруг откуда-то зазвучала музыка. Мертвецы вскочили и схватились за руки, у кого они были. Кто-то подхватил и меня, и девушку, и мы все понеслись по кладбищу в каком-то нелепом танце, прыгая через упавшие надгробия и распевая странную, совсе мне попадавшую в такт музыке, песню:

«Не рой другому яму,
А рой ее себе!
Иди по жизни прямо
И покорись судьбе!

Не думай о здоровье,
Не думай о деньгах,
Про ненависть с любовью,
Про доблесть и про страх!

Возьми лопату, милый,
И яму себе рой,
Пока тебе могилу
Не выкопал другой!

Иди по жизни прямо
И покорись судьбе!
Не рой другому яму,
А рой ее себе!»

Все кружилось, неслось и взлетало. Я вместе с ними оторвался от земли, и полетел, то поднимаясь почти до верхушек деревьев, то опускаясь совсем низко. Лететь было не трудно, это получалось даже у самых прогнивших покойников. Но я это делал, конечно, лучше всех. Жалко, что я никогда не летал раньше, думал, что это невозможно, а оказалось, летать легко и даже очень приятно. Взмывая вверх, я пытался заметить, куда исчезла моя собеседница, мне еще о многом надо было ее расспросить, но ее не было видно. Я вообще плохо различал, где я нахожусь: было темно. Паря над полем и кладбищем, я понял, что это происходит не со мной. Просто я спал и видел сон. Я и не заметил, как уснул прямо под тем самым кленом, где я несколько часов назад наблюдал игру в гляделки.

Ночной холод разбудил меня. Я поднялся и, кутаясь в куртку, быстро пошел к замку. В этот день я так и не сходил за капустное поле, но это, собственно, не так уж срочно.

VIII

В замке было тепло и уютно. В камине потрескивали дрова, от них приятно пахло смолой. Я подошел к огню, и некоторое время стоял, любуясь языками пламени. Я быстро отогрелся, расстегнул куртку и отошел от камина довольный и усталый. Хотелось спать.