Прогрессоры

— Прислушаются к послу, который выбрал роль подруги Льва. Сам. Добровольно. Я верю Анну, я верю, что он не предаст меня, как и я не могу предать его. Мы вернём в Лянчин любовь без страха и стыда, завещанную людям Творцом, Учитель. По-вашему, это достойно? — спросил Ча, заглядывая Наимудрейшему в глаза.

Бэру слушал, чувствуя незнакомую боль в душе. Как, по-моему, это достойно? О чём вообще говорит этот нелепый ребёнок — с бесплотным?! О плоти, о женщине, о родах, о младенцах… о том, что бойцы, священники и владыки вырастают из младенцев, а младенцы — плод женского тела. О том зле, обиходно называемом добром, которое сожгло наши души и наше детство. Вот что мудрый Когу имел против этого мальчика с чистыми глазами — он заставляет сомневаться! Своей болтовнёй мальчишка заставил усомниться в себе Синего Дракона! Это же больно, бездна адова! Больно сомневаться! Синие стражи не знают сомнений — и оттого непобедимы и неуязвимы, слово Завета заставляет замолчать могучих мужей — и вот маленький бледный мышонок…

Когу прав. И Лев Львов прав. Анну и Ча — нарушители всего, что только мыслимо нарушить. Упаси Творец, власть окажется в этих тонких пальчиках — всё Мироздание поползёт по швам… Анну — смутьян, которого не устраивает существующий порядок вещей, Анну со своими сомнениями и кодексом чести не ко двору в Прайде, а этот мальчик — кусок его души, оазис в пустыне жизни, колодец, священная вода для него. Его языческий фетиш — хоть и носит знаки правоверных.

По сути безбожник. Без страха перед Творцом. И без страха перед сильными. И даже больше — без страха перед потерей статуса, без последнего страха, который должен быть сильнее страха смерти. Вот что Когу имел в виду. Им нельзя управлять. И Анну будет невозможно управлять — если этот мальчик останется с ним, как щит у его сердца и разума.

Есть очень лёгкий способ покончить с ересью Анну, подумал Бэру, содрогаясь от отвращения к себе. Кожа этого бледного мальчика, завёрнутая в штандарт Анну и отосланная ему с синим братом. Возможно, ярость и жажда мести придаст Анну сил для последней битвы со Львом Львов, но больше никаких перемен не будет. Анну убьёт Льва и станет Львом — а Мироздание останется на месте. Лянчин соберётся с силами, Анну наступит на горло любому недовольному — о, у него будет много ненависти и возможностей! — а потом, возможно, придёт время для вымечтанной нынешним Львом войны с севером. Если не Анну, то его дети сотрут Тай-Е в щебень. И порядок вещей останется прежним — Анну только вычистит его.

Вместе с маленьким Ча я убью Льва и убью сомнения, думал Бэру. Я убью вместе с ним ересь Анну. Я сделаю благое дело.

Я убью варварскую свободу севера. Северную искренность, вызывающую вспышки острой боли. Готовность к жертве не ради священного искуса, а ради плотской любви. Жертвенность — свойство любви духовной, не мирской. Жертвенность останется там, где ей быть надлежит — в Синей Цитадели. А мир останется там, где ему быть надлежит.

В повиновении, порядке и… ну да, в рабстве. Свободны были волки Линору-Завоевателя — до тех пор, пока их не поработила ими же и созданная империя; теперь и Лев — раб своих рабов. А свобода Кши-На — дело времени. Мы распространим рабство, повиновение и порядок вместе с Истиной. И как же это просто! Мешает лишь мышонок, которого можно раздавить в кулаке — он не успеет ни пискнуть, ни укусить… Этим мы спасём и Синюю Цитадель тоже — от сомнений, которые режут, как закалённое стальное лезвие…

— А кстати… — Бэру уже принял решение, от которого ледяная игла застряла под лопаткой, но решение вовсе не обязательно было осуществлять сию же минуту. Надо было выяснить ещё один вопрос, последний. — Рэнку, Соня — он с вами?

Рэнку надо забрать оттуда. Рэнку будет наш, мой, подумал Бэру. Теперь, когда Лев не помешает это сделать, я заберу мальчика, который станет моим воспитанником и преемником. Рэнку должен ненавидеть и презирать и Прайд, и Львят-смутьянов, и всю эту северную свободу, причиняющую страдания…

— Рэнку пребывает в Обители Цветов и Молний, — сказал Ча, и его глаза влажно блеснули. — Он оставил мир по доброй воле, с помощью женщины, которой доверял, как сестре… потому что ему было невыносимо вернуться домой. Мы развеяли его пепел в расцветающем саду — и Анну поклялся, что никогда не позволит так унижать человека, наделённого высокой душой, а Львята Льва плакали и жгли бумажные цветы. Мне жаль, Учитель — но Лянчин причинил Рэнку столько боли, что он предпочёл навеки остаться в Кши-На.

— Рэнку хотел быть синим стражем, — вырвалось у Бэру. — Почему же…

— Он выбрал, — сказал Ча. — Не стоит обсуждать или осуждать выбор того, кто страдал больше, чем заслужил, Учитель. Я даже не скажу, что вы должны были помочь ему — потому что и я не в праве осуждать. Вы ведь не принадлежите себе?