Волчица молчит, кусает губы, заглядывает Юу в глаза — не понимает кшинасского, ждёт собственной участи. Юу гладит её по голове.
— Ник тебе что-нибудь даст… для облегчения боли, — говорит он по-лянчински.
Я даю ей дышать стимулятором и колю обезболивающее. Юу хочет встать — и девочка, которая ещё только бутон девочки, зачаток в самом начале метаморфозы, хватает его за руку:
— Вернёшься?
Юу улыбается ей:
— Если мы с тобой останемся живы.
И я вижу у его бывшего врага тот самый взгляд, цементирующий будущую связь, парадоксальную близость боя, будто между Юу и лянчинцем произошёл совершенно правильный поединок: этакое выстраданное понимание чего-то, крайне принципиального и землянину мало понятного.
Раненые волки из Дворца смотрят на подругу Юу презрительно — Юу укрывает её плащом и переносит в сторону от них. Они вполголоса разговаривают за грудой мешков, еле слышны интонации, но не слова. Кору дёргает меня за рукав:
— Ник, Маленький Львёнок очнулся!
— Как ты, Элсу? — спрашиваю я, поворачиваясь.
Элсу смотрит на меня и пытается улыбнуться. Тихо хрипло говорит:
— Дышать тяжело. Умираю?
Кору сжимает кулаки. В её глазах горит мрачное пламя — готова в бой и мстить хоть сию минуту, но вдруг спохватывается, смаргивает ненависть и страсть. Остаётся страдающая женщина.
— Не смей, командир. Нам ещё надо победить… мне ещё ребёнка надо…
На расстеленном алом шёлке из какой-то разгромленной лавки лежат рядом Шуху и Чикру. Чикру я ничем не смог помочь, совсем — она умерла мучительно, но быстро; Ри-Ё и Кирри обломали свисавшие через забор ветки цветущего миндаля, чтобы по-кшинасски прикрыть цветами жуткую рану у неё в животе. Любимый командир Чикру убит наповал. Затылка у него нет, а пулевая дырочка во лбу кажется крохотной, совсем не смертельной — не безобразит спокойное лицо.
Мы многих потеряли. А Мидоху где-то пропал с концами — то ли не может найти врача в перепуганном затаившемся городе, то ли убит или в плен попал. А мне нужна помощь профессионала — я вправляю выбитые суставы, накладываю импровизированные шины на переломы, но не умею извлекать пули…
И тут подходит Марина. С ней высокий худой парень, кудрявая вороная грива по плечи, тонкое, умное, совсем девичье лицо, внимательный взгляд — полуодет, в одной рубахе, засунутой под ремень. На плече торбочка.
— Дорогой Ник, — говорит А-Рин, — я нашла вам хирурга. Ваш гонец пропал — и я решила его заменить.
— Я — Инту, — говорит хирург, и голос у него высоковат для бойца. Бесплотный. Очень по-лянчински: какой-нибудь полульвёнок, которому запрещены претензии, но слишком умный, чтобы делать его «игрушкой».
— Спасибо, — говорю я.
— Инту, тут Маленький Львёнок! — тут же говорит Кору.
— Хорошо, — говорит Инту. — Мне нужен свет.
Да, он — профи. Ему тащат факелы, но он мотает головой и велит зажечь зеркальные фонарики со свечами внутри с дверей ближайших лавок и размещает их наивыгоднейшим образом. Он разворачивает кожаный чехол для инструментов и протирает длинные тонкие пальцы шариком сулемы — местный способ дезинфекции. Осматривает Элсу, с тенью улыбки говорит:
— Всё равно, что вырвать зуб, не больнее, не опаснее. Держись за что-нибудь, Львёнок, — и извлекает пулю в фонтанчике крови в течение трёх минут максимум, а после обрабатывает рану, быстро и чётко. Элсу делает осторожный вдох. — Всё, дышишь. Теперь молись Творцу, Львёнок, — и поворачивается ко мне. — Кто ещё?
Элсу смотрит на него с тихой признательностью. Кору, просияв, хватает его за плечо, тянется, кажется, поцеловать в щёку — Инту спокойно, методично как-то, убирает её руку, отстраняется от губ.
— Не касайся без нужды.
Глаза лянчинцев потрясённо распахиваются, даже рты приоткрываются. Элсу шепчет:
— Брат, ты — синий страж?!
У меня тоже отвисает челюсть. Ну да, вот где я видел такие лица — недоделанная валькирия, какой-то особый обряд синих… ничего себе!
Инту кивает согласно.
— Не болтай, Львёнок. Лежи спокойно, — протирает инструменты кусочком чистой ткани и сулемовым шариком. — Творец над нами, мы все — его дети.
Мне приходит в голову дикая мысль: он — один из синих диверсантов, следивших за нами с крыши! Где-то бросил свою куртку с капюшоном, которая характерна в глазах местных жителей, как монашеская ряса! Он тут с какой-то странной, но определённой целью — и она нам вовсе не враждебна, эта цель.
А Инту, тем временем, осматривает девочку-шаоя, рабыню, видимо, освобождённую этой ночью — поймавшую пулю в плечо. Оперирует так же точно, быстро и аккуратно; я ему тихонько завидую. У этого парня, похоже, приличный опыт военной хирургии.
— Спасибо, брат, — говорит шаоя.
— Молись Творцу, как можешь, — отвечает он всё с той же неуловимой тенью улыбки. — Благодари его. Заблуждение Отец простит, ошибку простит — грех не простит. Кто ещё?
— Ты что делаешь среди предателей, синий?! — спрашивает дворцовый волк с обожжённым лицом и шеей. Ему очень больно и он в ярости, хоть и снижает голос.
Я хочу дать ему обезболивающего, но он шарахается от моей руки с шприц-тюбиком.