Программист жизни

Раньше я думал, что убийца и «наводчик» на Бориса – необязательно один и тот же человек. А теперь, после того как нашли связку ключей Сотникова, понимаю: подставил его именно убийца. Иначе и быть не может. Но кто он? Отец Алевтины, лечащий врач Бориса Мишарин? Трудно в это поверить. Одно дело – подставить кого-то, чтобы отвести подозрения от дочери, совсем другое дело – совершить убийство.

Я попытался представить Мишарина в этой новой роли и понял, что ничего невозможного нет. Мотивом могли послужить те же деньги – Алевтине досталось большое наследство. Мишарин наверняка знал, что отношения между супругами были не самыми лучшими. Мне Алевтина призналась с первых слов разговора, что своего мужа временами боялась. В чем она в таком случае могла признаться своему отцу? Может, там было что-то вообще выходящее за всякие рамки человеческих отношений. Убийство решало все проблемы: Алевтина избавлялась от нелюбимого и, возможно, опасного мужа и получала его деньги. Могла спокойно начать новую жизнь. Что она, кстати, не замедлила сделать, на следующий же день после гибели супруга закрутив роман со мной в роли Стаса. Поведение для вдовы, мягко скажем, странное.

Ну а подставить Бориса Мишарину было проще всего. На правах лечащего врача он спокойно мог навещать его дома. Подбросить ключи, таким образом, ему не составило труда. И рубашку украсть тоже. А о привычках Бориса Мишарин знал как никто другой. Да и вообще очень удобно все свалить на сумасшедшего. А особенно на такого, который и сумасшедшим-то стал по вине Сотникова. Мотив налицо. Скорее всего, так с самого начала и было задумано Мишариным. Все сходится.

Нет, не все. Ведь это Сотников считал, что на него покушался бывший пациент.

Но, может, и покушения были подстроены? Мишарин, готовясь к убийству, совершил несколько ложных покушений, а потом каким-то образом внушил Сотникову мысль, что это кто-то из его бывших пациентов?

Я решил встретиться с Мишариным, тем более был еще один вопрос, который мне очень хотелось ему задать. Это касалось Стаса.

* * *

В понедельник в двенадцать, чтобы опять не попасть в обход, я приехал в психиатрическую больницу. К встрече с Мишариным долго и тщательно готовился, продумал, как поведу разговор, чтобы заставить его себя выдать. Но все мои старания пропали впустую. С первого мгновения стало понятно: Евгений Павлович Мишарин не виновен. Не мог он совершить нападение на Алевтину, не мог убить Сотникова. Физически не мог.

Я встретил его в больничном парке. Он шел, опираясь на трость, буквально наваливаясь на нее всем телом. Левая нога не сгибалась в колене, волочилась сзади, отставая на полшага. Передвигался он с явным трудом. В прошлый раз я этого не увидел, потому что Мишарин принимал меня в кабинете – сидел за столом. Я был так поражен, что неприлично уставился на его больную ногу.

– Артрит, – смутившись, объяснил он. – Давняя история.

У меня появилось желание: развернуться и уйти. Но это, конечно, было невозможно.

– Вы хотели со мной о чем-то поговорить? – со скрытой враждебностью в голосе спросил он.

– Да, есть пара вопросов, – промямлил я, все еще до конца не отошедший от потрясения.

– В таком случае давайте присядем. – Он кивнул на скамейку под развесистым кленом. – Стоять мне, знаете, трудновато.

Мы сели. Я никак не мог выдавить из себя ни одного вопроса. От напряжения разболелась голова.

– У вас сильно расширены зрачки, – окинув меня профессиональным взглядом, сказал Мишарин. – Напрасно вы бродите. Вам бы лечь в постель на недельку. Алевтина рассказала мне, что у вас сотрясение мозга.

Ах, ну да, Алевтина рассказала. Она от папы ничего не скрывает.

– Да и нервы у вас расшатаны. – Он неодобрительно покачал головой. – Я бы мог вас осмотреть…

Я в ужасе отказался, судорожно дернувшись всем телом.

– Вот-вот, – прокомментировал он мою реакцию. – Как вы вообще себя чувствуете? Мертвый брат вас больше не беспокоит? – И, наверное, увидев в моих глазах настоящую панику, пояснил: – В прошлый раз вы рассказали, что видите фотографию брата, погибшего несколько лет назад, на которой он состарился ровно на столько же лет, сколько прошло с момента его смерти.

Я выразился не так, совсем не так, но суть он ухватил. И зачем я вылез тогда с этой фотографией? Дернул меня черт рассказывать! Да еще кому? Психиатру. Конечно, он принял меня за своего клиента.

– В-видите ли, – начал я, стараясь говорить спокойно и веско, но язык почему-то слушался плохо, к тому же я начал ни с того ни с сего слегка заикаться, – фотография действительно существует.

– Вот как? – не насмешливо – если бы! – а с профессиональной психиатрической доброжелательностью спросил Мишарин. – И давно она у вас появилась?

– Неделю назад. Чуть больше. Это произошло в прошлое воскресенье.

– Понятно.

– Я вам даже могу ее показать! – вспылил я, сердясь, что он принимает меня за сумасшедшего.