– Так нечего держать его в рабстве. Надо с самого начала предоставить ему те же права, что и у людей.
– Ты соображаешь, что говоришь? Права человека – компьютеру! Да еще доверить ему безопасность Земли!
– Ну и что? – настаивал Хардклифф. – Если ты доверяешь человеку, рожденному и воспитанному дилетантами – у какого процента родителей есть педагогическое образование, а? – то почему не доверять компьютеру, созданному специалистами? Опять эта наша манера всюду видеть угрозы и врагов! Если мы тысячи лет убивали друг друга – да и сейчас, собственно, сами знаете, что в Африке и на Ближнем Востоке творится… – это ж не значит, что все формы разума такие же!
– Твоя пламенная речь в защиту прав компьютеров страдает только одним недостатком, – заметил Брюс. – Ты предложил дать компьютеру разум только для того, чтобы свалить на него работу, которую тебе делать скучно, Ну и кто после этого рабовладелец?
– Хм… – смутился Рональд.
– В любом случае, у нас есть основания проявлять осторожность, – перешел в наступление Петерсен.
– Ну да, – кисло согласился Хардклифф, – memento Вольф III.
– В частности, это.
Повисла пауза.
– Наверное, их сожрал червь, – сказал вдруг Рональд.
– Какой еще червь? – не понял Брюс.
– Тот, который делает червоточины.
– Не смешно, – неприязненно произнес Ламберджек. – И вообще, это не повод для шуток.
– А я серьезно, – возразил Рональд. – Принято считать, что червоточины – это естественные образования, а почему? Только потому, что их существование предсказала наша физика? Ну да – предсказала, что такое может существовать. И позже убедилась, что оно существует. Но на вопрос, откуда оно взялось, до сих пор нет внятного ответа.
– Есть несколько гипотез, – не согласился Олаф.
– Вот именно – несколько! Ни одна из которых не признана основной. Несколько ответов – это все равно, что отсутствие ответа вообще. На самом деле, это даже хуже, ибо дает иллюзию знания, которого реально нет. Тогда чем плоха моя гипотеза? Даже не цивилизация, когда-то настроившая туннелей в континиуме для межзвездных сообщений. А просто некая неразумная форма жизни, тупая и примитивная, как и все слишком большое. Неорганическая, даже не планетарная. Питается, допустим, энергией звезд…
– Тогда причем тут колонисты? – усмехнулся Петерсен.
– У них ведь был термоядерный реактор? Эта штука его учуяла.
– Тогда Землю оно бы учуяло еще раньше, – заметил Ламберджек.
– Видимо, когда оно в последний раз побывало в Солнечной системе, на Земле еще не было ядерной энергетики. Но в следующий раз…
– Рон, ты все это серьезно? – осведомился командир.
– Так, в порядке гимнастики ума, – пожал плечами Хардклифф. – Или заражаюсь вашей паранойей об угрозе из космоса.
Петерсен хотел что-то ответить, но его перебил вкрадчивый женский голос автоматики, сообщивший о времени смены вахты.
– Ну вот, Олаф, следующие четыре часа здесь скучать тебе, – удовлетворенно констатировал Рональд, поднимаясь из кресла и потягиваясь. Не успел Петерсен занять его место, как сердито пискнул сигнал вызова, но монитор остался темным.
– Слушайте, парни, – раздался из динамика раздраженный голос Кшиштофа Валевского, – я, конечно, все понимаю, всем нам здесь скучно, но это еще не повод опускаться до тупых казарменных розыгрышей! Сознавайтесь, чья это работа?
Ламберджек строго посмотрел на подчиненных. Несмотря на установившиеся на базе почти сразу панибратские отношения, розыгрыши он и сам не жаловал, и знал, что чопорный Валевский их не переносит. И все это знали. А для шести человек, оторванных от остальной цивилизации и мающихся от скуки, путь от неудачной шутки до серьезного конфликта может быть совсем коротким.
– В чем дело, Кшысь? – удивленно спросил Рональд. Этот простой вопрос Валевски немедленно интерпретировал как признание вины через попытку создания алиби.
– Ах, «в чем дело», Рональд? Тебе надо, чтобы я это еще и рассказал? Чтобы не только ты, но и остальные могли посмеяться?
– Кшиштоф, я не знаю, о чем ты, но, честное слово, я ничего такого не делал. Я вообще только что сменился с вахты. Может, Олаф…
– Я-то тут при чем? – возмутился Петерсен.
– Валевский, объясните, наконец, что случилось, – официальным тоном потребовал Ламберджек.
– Ну хорошо. Только что, выйдя из душевой, я не обнаружил в своем шкафчике одежды. Я готов не выяснять, кто из вас это сделал, но даю ему две минуты, чтобы повесил все обратно.
Трое переглянулись.
– Как я уже сказал, я уже четыре часа не покидал диспетчерской, – произнес Рональд. – И я согласен с тобой, Кшысь, что это дурацкая шутка.
– А я был в спортзале, – добавил Олаф. – Можешь снять протоколы нагрузок с тренажеров, если не веришь.
Двое посмотрели на Брюса.
– Надеюсь, я никому не обязан доказывать, что командир не занимается воровством штанов у подчиненных! – раздраженно воскликнул Ламберджек. – Есть еще Хуан.