Программист для преисподней

– Смотри, я в состоянии лишь литературно оформить твои записи. Да, я – профессионал, и поэтому оставь мне все техническую работу. Практически же это будет твоя книга. Книга твоих воспоминаний. Просто в литературе есть свои правила и законы. Ты продолжай писать так, как тебе удобно. Я пониманию все, что ты пытаешься сказать в своих записках, и постараюсь все сохранить. Просто форму подачи приведу в соответствие с законами литературы. Буду писать как сегодня: от третьего лица и без лишнего накала страстей. Ну и, естественно, почищу и отредактирую текст. Так что это не я тебя, а ты меня возьмешь в соавторы. Так оно обычно и делается. По рукам?

– Фантастика! Конечно, договорились. Я, честно сказать, думал, что вы вообще выбросите это все в мусор.

– С ума сошел. Отказаться от такого материала?! Ты мне другое скажи. У тебя есть время на это? Нам ведь предстоит большая работа.

Внезапно в разговор вклинился Виктор. Мы не заметили его, а он был рядом и слушал весь разговор:

– Только не загони его, Илья. Я же знаю тебя, энтузиаст ты хренов, сам не успокоишься, пока не сделаешь задуманное и других заездишь. И никаких возражений. График работы я вам составлю сам, и стану лично контролировать выполнение. И чтобы без социалистических обязательств. Вас никто не гонит. Работайте потихоньку, в кайф. Понятно? – голосом прапорщика закончил Виктор.

– Так точно, вашбродь! – не сговариваясь, хором ответили мы с Ильей. Потом переглянулись, и так же дружно заржали.

– Однако, как вы уже спелись, – удивленно заметил Виктор. Он спрятал руку за спину, и через секунду протянул нам наполненный бокал – один на двоих:

– Ну, за вашу книгу, старики!..

Следующий месяц я жил так, как жил, наверное, только в раннем детстве: радуясь каждому дню. Утреннее пробуждение перестало быть проблемой, я вскакивал как заведенный, готовил завтрак и будил все семью, искренне не понимая, как они могут валяться в постели. Я стал замечать вещи, на которые никогда раньше не обращал внимания; все вокруг радовало меня. Я получал удовольствие даже от таких, казалось бы, утомительных и непривлекательных для мужчины занятий, как уборка дома и возня на кухне.

По вечерам я запирался на кухне и продолжал писать. Один-два раза в неделю приходил Илья, чтобы забрать написанное мною, и показать свой вариант. Не обращая внимания на окрики Виктора, мы работали как сумасшедшие. Мое отношение к Илье со «снизу вверх» постепенно сменилось на «ты ничего не понимаешь!». Он тоже перестал бояться травмировать меня и, ничуть не смущаясь, в запале орал «да кто ты такой?!». Предусмотрительный Виктор заранее объяснил мне, что такой уж у Ильи характер, и для него это – обычный стиль работы, иначе он не может. Поэтому я даже обрадовался, когда этот неврастеник в первый раз накричал на меня. Короче говоря, у нас установилась нормальная творческая обстановка, как объяснял Илья, когда он, оторавшись, успокаивался и закуривал очередную сигарету.

Каждую новую главу мы обязательно читали у Арика. Народ всерьез подключился к процессу написания, при встречах меня первым делом спрашивали, как продвигается книга. Обсуждения написанного стали традиционными и проходили уже не так, как после первого чтения. Критиковали, как было принято в этой компании, невзирая на лица. Когда что-то удавалось, то от души хвалили, но никаких огрехов не прощали, ругаясь до одури. Оказалось, что не только у Ильи, но и у большинства в той компании был такой стиль работы. Я лично не кричал, и вообще старался не вмешиваться в споры, предоставляя Илье орать за нас обоих. Я больше слушал, понимая, что если мы пробьемся через эту ураганную критику, то книга выйдет настоящая.

Неожиданно все закончилось. Хотя, если задуматься, то это было закономерно. Просто задуматься в нужном направлении никто из нас и не удосужился. Все, о чем я писал, было основано на моем личном опыте или рассказах людей, которым я доверял. Я писал только правду и искренне считал, что этого достаточно. Ни о каких обобщениях, ни о какой критике высшего руководства, или, упаси бог, самого советского строя, в моей книге и речи не было! Да и могла ли быть? Я же никогда не задумывался над этим! У меня была своя конкретная цель: избавиться от груза воспоминаний. Даже пройдя ту войну, я оставался законопослушным советским гражданином, который с детства был приучен не обсуждать, где и как он живет.