Я подняла на него глаза, удивившись такому проявлению эмоций со стороны своего сдержанного отца.
Будто смутившись своей реакции, он опустил руки, отступив на шаг.
— Прими решение, Натали, — я ни разу не слышала, чтобы его голос звучал так твёрдо.
Меня начало мутить.
— Если выбирать прямо сейчас, в эту самую минуту… — Опять это давление, неловкость. Я торопливо ответила: — Мне не нужны постоянные отношения с Севастьяном. Отошли его, если надо, но больше я так не могу!
И сразу же пожалела о сказанном, даже раньше, чем увидела, что Севастьян переступил порог кабинета.
Он
Я стёрла с его лица эту потрясающую улыбку. Я сделала это.
Когда он всё понял, то на его щеке дёрнулся мускул. Кулаки сжались так, что татуированные пальцы побелели.
Кровь отхлынула от моего лица, когда я увидела произошедшую в нём перемену; даже Пахан сделал в мою сторону шаг для защиты.
Потому что Александр Севастьян выглядел так, будто готов совершить убийство.
Глава 24
Сузив холодный взгляд, Севастьян повернулся, чтобы выйти из комнаты.
— Я поговорю с ним, и всё будет в порядке, — заверил меня Пахан, хотя лицо его выражало беспокойство.
Я кинулась следом, бросив через плечо:
— Нет, мне самой нужно с ним поговорить. — Я оказалась уже в галерее: — Подожди, Севастьян!
Его плечи были напряжены, шаг он не замедлил. Паника, которую я чувствовала раньше, сейчас удвоилась. Что, если я встретила мужчину, который поставил на карту
— Севастьян! — я вышла за ним на улицу.
Когда мы были здесь в последний раз, он целовал меня, заявляя права. Сейчас же он уходил от меня к своему мерседесу — чтобы уехать. Испариться.
Я собиралась его догнать. Он уже дошёл до машины, когда я схватила его за руку. Он резко её выдернул.
— Что тебе нужно?
— Ты услышал слова… вырванные из контекста.
— Так скажи, что ты не вышвырнула меня из моего собственного дома, где я прожил последние восемнадцать лет.
— Все не так плохо, как звучит. В конце концов, я бы этого не допустила.
Выражение его лица стало ещё холоднее.
—
Я замотала головой.
— Пахан предоставил мне выбор: либо я соглашаюсь на постоянные отношения с тобой, либо ты уезжаешь. Ты ничего мне о себе не рассказываешь и ждёшь, что я соглашусь на такие обязательства? Я
— Ты знаешь достаточно. Знаешь, что между нами что-то есть. —
- Чёрт, если ты остановишься и дашь мне всё объяснить…
Он резко обернулся.
— Я всё прекрасно понял. Ты хочешь, чтобы я доводил тебя до оргазма. Хочешь, чтобы я трахал тебя, и чтобы на этом всё заканчивалось. Отдельно от секса я тебя не интересую.
Я сжала ладонями лоб.
— Это нечестно! — Меня не загнали в угол, а бросили вниз головой. — Я не просила об этом, не просила о таком прессинге!
— Разговор окончен. Мне всё кристально ясно. — Открыв машину, он сел за руль и захлопнул дверцу прямо у меня перед носом.
- Ты засранец! — Он завёл двигатель, а я треснула кулаком по стеклу и засадила ногой по дверце.
Он оскалился.
— Как раз собираюсь, зверёк. — Двигатель взревел, и Мерседес сорвался с места.
Я выглядела как мешок с дерьмом.
Чувствовала себя точно так же. За окном завершался очередной дождливый день, и на Берёзку опускались сумерки. Я сидела перед зеркалом, пощипывая щёки и хмурясь.
Чтобы как-то освежить свой внешний вид, я надела ярко-синий топ с баской, который дерзко смотрелся в комплекте с юбкой из тончайшей шерсти и грубоватыми кожаными ботильонами.
Только вот мой внешний вид совсем не освежился. Ни в малейшей степени.
Решив, что
Меня не удивляла собственная бледность и круги под глазами, учитывая прошедшие тридцать часов без сна в растерянности и ярости. С момента отъезда Севастьяна прошлым утром, я ощутила весь спектр эмоций.
Вчерашний ужин представлял собой жалкое зрелище. Я и не подозревала, как мне будет не хватать его компании. Нет, за прошедшие две недели он не особенно много говорил со мной, но, по крайней мере, я чувствовала его присутствие, его осязаемую силу и защиту.
И я, и Пахан оба были выбиты из колеи. Хотя он по-прежнему вежливо выключал телефон во время, весь вчерашний вечер он проверял каждое сообщение, каждый звонок. Казалось, он не знал, что с собой делать, так как не привык к ссорам с человеком, которого считал своим сыном.