Когда мы выехали на широкую дорогу, я оторвала от него свой взгляд, с нетерпением пытаясь рассмотреть эту новую страну. Я прилипла лбом к оконному стеклу, чтобы ничего не пропустить, но мы всё время проезжали мимо каких-то складов, которые ничем не отличались от таких же в Америке, кроме надписей кириллицей.
— Мы проедем через Москву?
— Не сегодня.
— Я не увижу город?
—
— И ни одного купола? — поверженно спросила я. Мне всегда нравилось рассматривать фотографии традиционных русских зданий с куполами, таких ярких и смелых — даже раньше, чем я увидела те татуировки на бицепсе.
— Может, и увидишь, — загадочно ответил он.
Воцарилась тишина; за окном в основном мелькали индустриальные парки.
Поездка представляла собой специальную разновидность ада.
— Здесь тепло. Можно приоткрыть окно?
— Не обсуждается, — буркнул он.
Я скрестила руки на груди. Будь у меня ромашка, я бы приступила к гаданию:
— Я хочу обсудить то, что случилось в самолете.
Бросив взгляд на звуконепроницаемый экран, он понизил голос:
— Мы договорились забыть об этом. — Казалось, он убеждает сам себя.
— Нет,
— С чего ты взяла? — хрипло спросил он.
— Потому что ты ерзаешь на сиденье и не расстегиваешь пальто в тёплой машине. Держу пари, что под этой тканью у тебя стояк.
Он не отрицал.
— Ты думаешь об этом, потому что и я перестать
— Попытайся, — пренебрежительно предложил он, вновь отворачиваясь.
- Это сложно, если каждое движение напоминает мне о том, что между нами было. — Из-за этой новой сладкой
Я призналась:
— Зад горит так, словно последние два дня я провела в седле. — И этот опыт, как и эту боль, я бы не променяла ни на что на свете.
Уставившись в окно, он медленно изогнул губы, а выражение его лица представляло собой квинтэссенцию мужского удовлетворения.
О, эта захватывающая дух улыбка.
Если он чувствовал хоть сотую долю того, что ощущала к нему я, то как мог удерживать себя от повтора? Может, он так постоянно развлекался с другими? Мысль об этом заставила меня вскипеть.
— Полагаю, ты так обращаешься с сотнями разных женщин? Наверное, я одна из многих.
— Ты не похожа на тех, с кем я был раньше.
Это он уже рассказал вчера ночью.
- Чего так?
Молчание.
— Скажи.
Он пожал плечами. Конец разговора.
Прекрасно.
— Тогда обсудим логистику. Теперь, когда мы разобрались с моей одеждой…
— Не разобрались. Эта одежда только на сегодняшний день. Тебе предоставят обширный новый гардероб.
Когда он говорил такие вещи, я страстно желала испытывать больший интерес к моде. И, ну, к деньгам.
— А телефон я получу? Мне нужно позвонить своим преподавателям.
— Я отправил им всем электронные письма, объяснив, что семейные обстоятельства вынуждают тебя отправиться в поездку. Срок неизвестен.
— Не может быть!
Он поднял свои черные брови.
Он практически исключил меня из университета. И хотя я всё равно собиралась взять академ, такой произвол раздражал.
— Ты всегда была очень ответственной по вопросам учебы, — заметил он. — Было бы странно, если бы ты исчезла, никому не сказав ни слова.
— Они не поверят.
— Поверят, если письма придут с твоего ящика.
— Так вот что ты делал, когда я была в ванной! Я слышала, как ты вошёл той ночью.
Он не отрицал.
Значит, он был за моим компьютером, вмешиваясь в мою жизнь, как вдруг услышал мои
Господи, сколько всего произошло с того момента. Казалось, что в баре с подругами я сидела уже несколько недель назад — наверное, потому, что за прошедшие двадцать четыре часа моя жизнь изменилась круче, чем за последние шесть лет — с того момента, как умер отец, и я осознала, насколько коротка и драгоценна жизнь. С того момента, как я начала свои поиски.
Моя нервозность относительно всей ситуации вернулась в полной мере.
— Ладно, а что насчет условий проживания? Где я остановлюсь? О каком сроке идет речь?
Севастьян озадаченно на меня посмотрел.
— Ты будешь жить с Ковалевым в его доме. Как только это будет безопасно, ты сможешь отправиться куда пожелаешь.
— Я должна буду жить с тем, кого не знаю? — У меня ещё не было возможности погуглить Ковалёва.
— Ну, ходить по головам вам не придется, — сказал Севастьян. — В его особняке ты будешь жить отдельно, пока угроза не будет устранена. Если только ты не решишь остаться навсегда.
Добровольно поселиться с незнакомцем? В мрачном доме советских времен?
— Но
— Это твоя жизнь на обозримое будущее.