Проект особого значения

– И потом… О, какое мученье!
К недоступному доступ найден.
Я как жалкий ребенок смущен.
Где любовь, где восторг упоенья?
Все прошло, ускользнуло, как сон.
Я мечты отдавал не богине,
Ты все, ты – земля на земле,
Я один в удушающей мгле,
Я очнулся в бесплодной пустыне,
Я проснулся на жесткой скале.

ОН рассказывает мне стих Бальмонта до конца. Строки подходят. Почему? Почему они подходят ко всему происходящему со мной? Смерть и впрямь саркастична и любит позерство.

– Я мог выходить из тебя с первого же дня соединения. Мы все можем. И в сеть, и в реальность, если можно так выразиться.

ОН объясняет тихо и мягко, изредка набирает пригоршню песка и отправляет с ветром лететь за холмы. С хребтом дьявола я не ошибся. Тело настоящего инженера лежит в шагах тридцати от моего, уже припорошенного пылью. Голова у него проломлена, меня ждет та же участь. Я представляю, что Проксима икнет и раскроет зыбун, милостиво слизывая меня с поверхностью, чтобы я не слушал объяснений.

– Графен везде. И мы тоже можем быть везде, для нас нет телесных ограничений. Мы новый вид людей. Пусть тебя утешит факт, что ты все-таки останешься жить. Я никогда не отрицал того, что я – это ты. И именно ты будешь жить на Проксиме.

– Я не ты, – хриплю я. Без респиратора дышать сложно. Копия Дениса Соколова сломала мне ноги, наступила и кости хрустнули, и мир взорвался болью. Мой двойник еще не набрался подобных сил.

– Не лишай себя последнего утешения, – усмехается ОН. Теперь ОН кажется настоящим Александром Беляковым, а я его унылой копией, умирающей под слоем песка.

Одна голова хорошо… К черту, дед! Одна голова – все, что нам нужно. Каждому своя, какая уж дана, такой и пользуйся. Но нет… две лучше! И лучше, чтобы вторая голова была чуть умнее, чуть перспективнее, чуть удачливее.

– Ты не человек. Ты обман, как и все, что тот, другой, тебе наговорил. Для вас нет никакого будущего, – я должен утвердить свое превосходство, пусть даже в последний раз.

– Целая планета цифровых людей, – он закрывает глаза, растягивает уголки губ, ноздри орлиного носа расширяются. Он наслаждается. И как я не замечал за ним проявлений не моих чувств?

– Мы мечтали населять другие миры.

– Мечтали МЫ! – перебиваю я, – Будут еще исследователи. Вы убьете всех?

– Умрут двойники. На Земле никто не заметит разницы.

– Откуда ты знаешь?

– Я знал это, – он хмыкает, – как только ступил на планету. Денис сообщил мне.

– Он не Денис, – возмущаюсь я.

– Теперь Денис. А я Александр.

– Хорошо, пусть так. Отправь меня на Землю, – малодушие подползает неожиданно и просит тонким голоском, – Сам говоришь никто не заметит. Я скажу, что наша связь оборвалась. Удар головой, сотрясение. Ты скажешь, что убил меня, он не станет проверять.

– Нет, – коротко говорит он, – Поразительно, что я могу все, что можешь ты, а в обратную сторону это не работает.

– Ты не можешь любить! – отрицаю я.

– Любить и ты особо не умел. Разве только деда. Да и то лишь в воспоминаниях. Не забывай, я был вот здесь.

Он стучит мне по виску. Наше первое прикосновение. Слишком осязаемое, личное и подытоживающее года совместного существования.

– Так что и с меня спрос не велик, – продолжает он, – Что до другой стороны любви… Так ли нужно расширять популяцию тем, кто никогда не умрет. Ха! – он вскакивает, я прежде не наблюдал у него подобного возбуждения, – а может в этом цель проекта?! Я и Соколов на Проксиме. И другие после нас.

– Убей меня уже! – выдыхаю я облако черной пыли.

ОН не заставляет себя ждать. Рука его походит на нож. Кожа рвется, трещат ребра, сердце прыгает в чужую ладонь, сжимается кулак. «Будет. Успеется», – ласково повторяет призрачный дед моим стонам. Он появляется из меня также, как двойник когда-то, но дедушке я радуюсь.

Солнце жарит третий полдень Проксимы. Я все еще вижу пыль, вьющуюся за умчавшимся двойником.

– Он выкинул лишнюю деталь, – с одобрением говорит испаряющийся дед.

Или все же я говорю?

Александр Беляков летит на дедовском раритетном электроцикле к горизонту.

Валентина Сегида. «Поводырь»

Первое, что увидел Максим, шагнув на перрон Московского вокзала, была лужа. Большая, пульсирующая от падающих капель, прозрачная гуща воды заполнила собой все вокруг. И это при учете, что есть козырек, и ты вроде как под защитой, но косые капли дождя, вмиг доставали вновь прибывших.

Зонта с собой у Максима не было, да и все его пожитки помещались в небольшую спортивную сумку. Он поднял ворот кожаной куртки и вжал шею, чтоб хотя бы за шиворот не затекали холодные капли. И быстрым шагом пошел в сторону метро.

«Державный град, возвышайся над Невою,

Как дивный храм, ты сердцам открыт!» – Раздался из динамиков гимн города.

– Унылое болото! – Пробубнил Максим себе под нос и юркнул в метро.