Проект особого значения

– Ты новенький что ли? Ну смотри. Если ты обо мне сообщишь в дежурку, то должен будешь оформить встречу по всем правилам. Составить рапорт, написать объяснительную. Дождаться наряд охранной службы, а потом под протокол объяснять, почему ты меня не задержал. Ты же не думаешь, что все это время я их буду тут дожидаться?

Смолин только сейчас подумал, что действительно не представляет, как задерживать этого бродягу. Руки ему что ли вязать?

– И все это вместо того, чтобы заниматься своими непосредственными обязанностями. – Баюн наставительно поднял грязный палец вверх. – А за невыполненную работу тебя по головке никто не поглядит. Так что сам видишь, от такого расклада одни убытки.

– Ловко ты все разложил, – задумчиво протянул Марк. – Наверное не в первый раз с нашими встречаешься?

– Соображаешь, композитор. Это хорошо. Ну так что, я пойду?

– Ладно… Эй, погоди, а почему ты меня «композитором» назвал?

– Ну ты же вслух сочинял что-то музыкальное. Пока работал. Я давно тебя услышал, все ждал пока ты закончишь в электрических ящиках копаться и дальше пойдешь.

– А как ты понял, что я именно сочиняю, а не чужое пою?

– Я сам в прошлом, музыкант. Могу отличить посещение музы от чужих перепевов.

– Да ладно? Действительно музыкант? – недоверчиво переспросил Марк, вглядываясь в лицо собеседника.

Бродяга молча подтянул рукав пальто и продемонстрировал грязное запястье. На нем угадывалась татуировка: помещенный в контур рыцарского щита скрипичный ключ. Под ним вьющаяся лента и фраза на мертвом языке – Trahit sua quemque voluptas – «Каждого влечет его страсть». Девиз легендарного цеха Артистов.

«Неужели он один из них?» – восхитился Смолин.

– Ох, какое у меня было прошлое! Как мы играли! Слава, деньги, поклонники. А потом я пристрастился к запретным веществам и все под откос.

– Сочувствую.

– Чему? – удивился бродяга. – Я лишь сказал, что та, прошлая жизнь закончилась. Теперь у меня есть другая. Не без лишений, верно. Но зато – свобода!

– Без крыши над головой? Без нормального питания и медицинской страховки? Без пенсии в старости? Ты словно мышь прячешься в этих узких каменных лабиринтах и упрямо называешь это свободой?

– Глупец ты, парень, – вдруг беззлобно рассмеялся Баюн. – Все, что ты перечислил: пенсия, социальное жилье, страховка, это и есть стены темницы. Она не вокруг тела, а внутри головы. Вся твоя жизнь продумана другими заранее! Усердно работай, чтобы не лишиться жилья и еды. Не вздумай слишком активно высказывать собственное мнение, если оно есть. И будь доволен тем пособием, которое насчитают к старости. А вот у нас воля самая настоящая.

– Ладно, шагай спорщик, – махнул рукой Смолин. – Нам друг друга не убедить. Если что, мы не виделись и не встречались. Уговор?

– Само собой! – бродяга помялся, не решаясь уйти. – Это, слышишь. У тебя случайно нет ничего поесть? Веришь, второй день крошки в животе не было.

Марк вздохнул, снял ранец. Покопался там и отдал бездомному паек с ужином. При виде еды, глаза Баюна вспыхнули. Он быстро спрятал пищевой контейнер в недра пальто, распихал по карманам две полученные бутылки с водой.

– Спасибо тебе, друг. Знаешь, вот, держи на память, – бродяга бережно снял с грязной шеи небольшой продолговатый чехол и протянул Марку. – Сувенир из прошлого.

Поколебавшись, инженер взял подарок. Вынул тускло-блеснувший на свету предмет.

– Камертон! – ахнул Смолин. – Какой старый, откуда такой раритет?

– А, былое. Владей композитор, пусть он служит тебе верой и правдой.

Когда бродяга ушел, Марк тихонько стукнул вилкой камертона по запястью, вслушиваясь в длинный вибрирующий звук. На какое-то время он забыл об электрических цепях, прозвонах, тоннеле, да и вообще зачем он здесь. Определенно, «каждого влечет его страсть».

* * *

Последний электрощит был проверен и опломбирован. Марк собрался сунуть инструмент в сумку, как вдруг висевший на груди прибор громко пискнул. Инженер бегло мазнул взглядом по экрану и замер. На дисплее горела не виденная им ранее пиктограмма: странная бабочка с зубастой головой. Пиксельное изображение имело простенькую двухкадровую анимацию в виде взмаха крыльев. Это было очень необычно. Из любопытства Смолин нажал на иконку, и та немедленно развернулась в карту. «Что за чертовщина? Эгей, да это же навигация! Вот наш туннель, вот ответвления, вот я в центре, а это что?» Прибор указывал на некую область метрах в пятидесяти от Марка, из центра которой пульсировали концентрические круги. В углу экрана бежал отсчет времени.