Проект

Открываю глаза. Не помню, как закрывала их. Лев касается пальцами моего лба, рассматривает порез. Не знаю, что он там увидел, но, удовлетворившись осмотром, он перемещает руку к моему подбородку, чтобы заставить посмотреть себе в глаза.

– Посмотри на меня, Ло, – просит он.

Я смотрю куда угодно, только не на него.

– Ты пострадала? Что-нибудь болит?

Поднимаю руку ко лбу, но эту рану он уже видел.

– Еще где-нибудь? – Лев оборачивается. – Фостер, я хочу, чтобы ты ее осмотрел.

– Что случилось? – шепчу я. Не могу ни с мыслями собраться, ни восстановить дыхание. Оттягиваю душащий грудь ремень безопасности, желая избавиться от удавки. – Я не знаю, что случилось…

– Ты попала в аварию. Ты…

«Ло. Моя сестра. Тебе тринадцать лет».

Сердце подскакивает к горлу, невозможно дышать. Чьи-то руки расстегивают ремень безопасности. Высвободившись из его силков, я вылезаю из машины и успеваю сделать всего несколько шагов. Ноги отказывают, и я падаю на покрытую снегом землю, хватая ртом воздух. Не могу дышать. Я попала в аварию.

– Кто я? – спрашиваю, сама не зная зачем.

«Ты…»

– Ло.

«Моя сестра. Тебе тринадцать лет».

– Ло, – повторяет Лев.

– Все… погибли…

Лев опускается на колени возле меня, его джинсы темнеют, промокая на снегу. Я стою на коленях на той же земле, моя одежда тоже, должно быть, промокла и, холодная, липнет к коже. Но я ничего не чувствую.

– Кто я? – спрашиваю снова.

– Ло, – отвечает Лев, и я мотаю головой, после чего он уже тверже просит: – Ло, посмотри на меня! Сейчас же.

Лев обхватывает мое лицо ладонями, и по ним текут мои слезы. Он нежно касается моего шрама большим пальцем, и я вдруг снова оказываюсь там: в больнице с ее резким ярко-белым освещением, подростком на больничной койке, с капельницами и аппаратом искусственной вентиляции легких, потрясенная от насильственного возвращения в тело, а в изножье моей постели стоит мужчина.

– Кто я?

– Ло.

Тело сотрясает кашель – воздух выходит из легких и вновь заполняет их, и я давлюсь им. Я на карачках отползаю от Льва. Лицо в холодном поту, к нему липнут волосы.

* * *

Помню только, как мне помогли подняться на ноги, а потом внезапно оказываюсь в фермерском доме.

Между тем и другим – пустота.

Члены «Единства» провожают меня в маленькую спальню и тотчас пропадают из виду. Я сажусь на кровать и впериваю взгляд в колени. Каждый раз, как прихожу в себя, оказываюсь в разных местах и в разном положении. Провалы в памяти пугают меня, как и странное, отрешенное отношение ко всему, что меня просят сделать. Тело живет само по себе, как в тот период в больнице, когда я только очнулась. И я жду, когда вернусь в свое тело и стану сама собой.

Этого не происходит.

– Кто я? – глупо спрашиваю, не сдержавшись. Это неправильно. Я знаю, кто я.

Фостер хмурится.

– Прости. Я знаю. Я… – Выдохнув, потираю ладони. Как объяснить им, что душа моя в одном месте, а тело – в другом?

Фостер поворачивается ко Льву:

– Ей нужна неотложная медицинская помощь.

– Нет, – отрезает тот и обращается ко мне: – Ло, ты на ферме Гарреттов. Ты попала в аварию. – Секундная заминка. – Но не в ту, о которой ты думаешь.

Фостер осматривает меня и задает вопросы с профессионализмом, намекающим на его некоторую причастность в прошлом к конкретной сфере деятельности. Когда Лев наконец объясняет, что Фостер раньше работал в больнице, все встает на свои места. Я и ощущаю себя как в больнице.

Подношу руку ко лбу. Под ногтями крошится засохшая кровь. Щурюсь на потолок. Лампа на нем старая, свет холодный.

– Ферма Гарреттов, – повторяю я.

В больнице было холодно.

– Да, – подтверждает Лев.

– Мне нехорошо, – шепчу.

– Принесу ей воды, – говорит Фостер.

Он уходит, и я закрываю глаза. Представляю себя стоящей вне своего тела, а потом входящей в него. Когда я открываю глаза, Фостер протягивает мне стакан воды. Только взяв его в руки, осознаю, как сильно хочу пить. Залпом опустошаю стакан наполовину. Горло сдавливает, и я захлебываюсь. Захожусь кашлем, от которого на глазах выступают слезы. Возвращаю пустой стакан Фостеру. Не помню, как допила воду.

Лев наблюдает за нами от двери, скрестив руки на груди.

– Как думаешь, останется шрам?

Шрам. Я вскидываю руку к щеке, ожидая, что пальцы погрузятся в открытую рану, но они касаются противной сморщенной кожи. В первый раз рану зашивали так поспешно, что потом ее пришлось вскрывать и зашивать повторно, тщательно, еще больше уродуя щеку.

– Не должен. Порез мелкий. Просто раны на голове сильно кровоточат. Достаточно хирургического пластыря.

– Принеси мне аптечку. А потом начинай обзвон по поводу машины…

Слушая звук удаляющихся шагов Фостера, я прикрываю веки и делаю вдох сквозь зубы. Думаю о смятом в канаве «Бьюике».

Как? Как я?..

Фостер возвращается и снова уходит. Раздаются тихие шаги приближающегося Льва. Медленно открываю глаза. Лев садится на стул, принесенный от стоящего в углу комнаты письменного стола. Копается в аптечке, хмуро решая, что ему пригодится, а что – нет.

– Что произошло? – Мне нужно услышать это от кого-то.