Проект 14

Буквально через минуту в палату постучали и, не дожидаясь ответа, вошли оба Бойля и почти вся операционная бригада. Маленькая комнатка забилась до отказа. Роберт Бойль подарил юной пациентке огромный букет алых роз, с пожеланием увидеть их воочию в скором времени. Затем все поочередно подходили к Кристине и жали ей руку. Девочка получала комплимент за комплиментом и растерянно благодарила каждого члена операционной бригады. Длилось это представление не более пяти минут. Затем Роберт Бойль трижды хлопнул в ладоши и препроводил всех на выход.

– Кристине нужен покой и уют, – громко скандировал он, – господа, освободите помещение! Минут через пять в комнате осталась только Наталья Ивановна и сам Роберт Бойль.

– Итак, юная мисс. – С каким-то странным огоньком в глазах начал ученый. – Как ваше самочувствие?

Кристина на слух уловила странное возбуждение в голосе Роберта Бойля.

– Я чувствую себя хорошо, доктор, только голова кружится немного.

– Это из-за наркоза, малышка, скоро пройдет.

Младший Бойль не мог скрыть волнения. Наталья Ивановна тоже заметила это и решила немного разрядить обстановку.

– А когда начнем снимать бинты, доктор Бойль?

– Завтра и начнем. Плотность повязки не позволяет проникать свету к глазам. Будем снимать по слою в день и завтра снимем первый. Ближе к концу начнем снимать энцефалограмму – нужно знать, реагирует ли мозг на новые раздражители.

Наталью Ивановну бросило в холодный пот, и она не смогла промолвить ни слова. Кристина сориентировалась быстрее:

– Что ж, я в предвкушении результатов мистер Бойль, – весело сказала она.

– Я тоже Кристина, я тоже, – тепло ответил Роберт, – это, без преувеличения, дело всей моей жизни!

Роберт выдержал небольшую паузу и, удалился, не забыв дать напоследок несколько советов относительно режима сна и бодрствования.

Как только он удалился, Наталья Ивановна начала говорить что-то несвязное, но девочка, предвидев реакцию учительницы, приставила палец к своим губам и тихо шикнула, мол, вслух, ни слова. Учительница поняла, что чуть было не нарушила договоренность и решила, впредь, тщательнее контролировать эмоции. Кристине же явно легче давались все эти шпионские игры.

Остаток дня они провели в номере, пользуясь возможностью наспаться вдоволь. Операция была позади, и позади остались все тревоги, связанные с нею. Ближе к вечеру они отправились в холл, где располагался, единственный доступный им, телефон и связались с родителями девочки. Успокоить маму Кристина не могла минут десять. В трубку лились рыдания вперемешку с причитаниями Елены Александровны. Мама Кристины не могла себе простить свое отсутствие в столь тяжелый для её дочери период жизни. А Кристина, в свою очередь, пыталась объяснить маме, что ее присутствие никак не помогло бы ей. Скорее даже помешало. Затем трубку взял отец Кристины и коротко, по-военному, расспросил девочку о ходе операции. Папина дочь так же четко отрапортовала отцу, заранее подготовленный доклад и попросила унять свою маму, которая никак не успокаивалась. На том сеанс связи с домом и завершился.

Вернувшись, они обнаружили медсестру Мэри. Та привезла тележку с ужином и собиралась помочь Кристине с приемом пищи, но Наталья Ивановна наотрез отказалась уступать столь деликатную процедуру чужому человеку и настояла на своей кандидатуре. Она мягко, но настойчиво вывела медсестру из палаты и, извинившись за свою "старческую" назойливость, захлопнула перед ошеломленной Мэри дверь.

Глава 15

Соловьев проснулся среди ночи в холодном поту. На часах был четвертый час. Уснуть после очередного ночного кошмара ему так и не удалось. Как и всегда в подобных случаях, он решил уйти от реальности в другое измерение. Таким измерением для Алексея всегда была работа. Только она возвращала его к нормальной жизни.

Очередной кошмар практически ничем не отличался от предыдущих. Вот уже два года его преследовал один и тот же сон. Он стоит напротив погребального костра. На кострище лежит девушка в ритуальных одеяниях. На её глазах монетки, в руках длинный меч. Огонь медленно слизывает сантиметры ее одеяний и, через несколько мгновений охватывает полностью. Стоять возле костра становится невозможно, но Алексей не двигается. В его душе глубокая скорбь, и боль, настолько жгучая, что с нею может сравниться лишь боль от жара огня. И потому он продолжает стоять, не двигаясь, даже когда опаляются его ресницы и брови, когда слезы не успевают скатываться по щекам, испаряясь прямо с кожи.