Читаем Продолговатый ящик полностью

Продолговатый ящик

По (Рое) Эдгар Аллан (19.1.1809, Бостон, — 7.10.1849, Балтимор), американский писатель и критик. Родился в семье актёров. Рано осиротев, воспитывался ричмондским купцом Дж. Алланом, в 1815-20 жил в Великобритании. В 1826 поступил в Виргинский университет, в 1827-29 служил в армии. В 1830-31 учился в военной академии в Уэст-Пойнте, за нарушение дисциплины был исключен. Ранние романтические стихи П. вошли в сборники «Тамерлан и другие стихотворения» (1827, издан анонимно), «Аль-Аарааф, Тамерлан и мелкие стихотворения» (1829) и «Стихотворения» (1831). Первые рассказы опубликовал в 1832. После 1836 всецело отдаётся журналистской работе, печатает критические статьи и рассказы. В 1838 выходит его «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима» — о путешествии к Южному полюсу. Двухтомник рассказов «Гротески и арабески» (1840) отмечен глубокой поэтичностью, лиризмом, трагической взволнованностью. Важный мотив романтической новеллистики П. - тема одиночества; М.Горький отмечал трагическое в самом глубоком смысле слова существование самого писателя. П. - родоначальник детективной литературы (рассказы «Убийство на улице Морг», «Золотой жук» и др.). В философской поэме в прозе «Эврика» (1848) П. предвосхитил жанр научно-художественной прозы; ему принадлежит ряд научно-фантастических рассказов. Широкую известность принёс П. сборник «Ворон и другие стихотворения» (1845). Некоторые черты творчества П. - иррациональность, мистицизм, склонность к изображению патологических состояний — предвосхитили декадентскую литературу. Один из первых профессиональных литературных критиков в США, П. сформулировал теорию единства впечатления, оказавшую влияние на развитие американской эстетики («Философия творчества», 1846; «Поэтический принцип», 1850). Воздействие новеллистики П. испытали на себе А.К.Дойл, Р.Л.Стивенсон, А.Вире, Г.К.Честертон. Французские и русские поэты-символисты считали его своим учителем. К творчеству П. обращались композиторы К.Дебюсси, С.В.Рахманинов.

Эдгар Аллан По

Классическая проза18+
<p>Продолговатый ящикъ</p>

Нѣсколько лѣтъ тому назадъ я запасся билетомъ на проѣздъ изъ Чарльстона въ Нью-Йоркъ на пакетботѣ "Independence", капитаномъ котораго былъ Мистеръ Харди. Мы должны были отплыть, въ случаѣ хорошей погоды, пятнадцатаго Іюня: четырнадцатаго числа я отправился на корабль, чтобы кое-что привести въ порядокъ въ моей каютѣ.

Оказалось, что пассажировъ было очень много, а дамъ болѣе обыкновеннаго. Я замѣтилъ въ росписи нѣсколько знакомыхъ именъ; особенно я обрадовался, увидѣвъ имя Мистера Корнеліуса Вайэта, молодого художника, къ которому я относился съ чувствомъ самой искренней дружбы. Онъ былъ со мной въ К — университетѣ, гдѣ мы много времени проводили вмѣстѣ. Вайэтъ обладалъ обычнымъ теішераментомъ генія, т. е. представлялъ изъ себя смѣсь мизантропіи, повышенной чувствительности, и энтузіазма. Съ этими качествами онъ соединялъ самое пламенное и самое вѣрное сердце, какое когда-либо билось въ человѣческой груди.

Я замѣтилъ, что его имя было помѣчено противъ трехъ каютъ, и, заглянувъ снова въ роспись пассажировъ, увидѣлъ, что онъ взялъ мѣста на проѣздъ для себя, для жены, и для двухъ своихъ сестеръ. Каюты были довольно просторны, и въ каждой было по двѣ койки, одна надъ другой. Правда, эти койки были чрезвычайно узки, такъ что на нихъ не могло помѣщаться болѣе какъ по одному человѣку; все же я не могъ понять, почему для этихъ четырехъ пассажировъ было взято три каюты. Въ это время я какъ разъ былъ въ одномъ изъ тѣхъ капризныхъ состояній духа, которыя дѣлаютъ человѣка ненормально любопытнымъ по поводу малѣйшихъ пустяковъ, и со стыдомъ признаюсь, что я построилъ тогда цѣлый рядъ неумѣстныхъ и свидѣтельствующихъ о неблаговоспитанности догадокъ относительно этого излишняго количества каютъ. Конечно, это нисколько меня не касалось; но тѣмъ не менѣе я съ упорствомъ старался разрѣшить загадку. Наконецъ, я пришелъ къ заключенію, заставившему меня весьма подивиться, какъ это я не пришелъ къ нему раньше. "Это для прислуги, конечно", сказалъ я, "какой-же я глупецъ, что мнѣ раньше не пришла въ голову такая очевидная разгадка!" Я опять пробѣжалъ роспись — но совершенно ясно увидѣлъ, что съ этой компаніей не было прислуги; раньше, правда, предполагалось захватить съ собой одного человѣка — ибо слова "и прислуга" были сначала написаны и потомъ вычеркнуты. "Ну, такъ это какой-нибудь лишній багажъ", сказалъ я себѣ "что-нибудь такое, чего онъ не хочетъ отдать въ трюмъ — хочетъ за чѣмъ-нибудь присмотрѣть самъ — а, нашелъ — это какая-нибудь картина, или что-нибудь въ этомъ родѣ — такъ вотъ о чемъ онъ торговался съ итальянскимъ жидомъ Николино". Этой мыслью я удовольствовался, и преднамѣренно подавилъ свое любопытство.

Сестеръ Вайэта я зналъ хорошо, это были очень милыя и умныя дѣвушки. Женился онъ только что, и я еще не видалъ его жены. Онъ не разъ однако же говорилъ о ней въ моемъ присутствіи, со свойственнымъ ему энтузіазномъ. Онъ изображалъ ее какъ совершенство ума, и поразительной красоты. И мнѣ такимъ образомъ вдвойнѣ хотѣлось познакомиться съ ней.

Въ тотъ день, когда я зашелъ на корабль (четырнадцатаго числа), Вайэтъ вмѣстѣ съ своиии спутницами былъ также тамъ — мнѣ сказалъ это капитанъ — и я прождалъ на палубѣ цѣлый лишній часъ, въ надеждѣ быть представленнымъ новобрачной; но мнѣ было послано извиненіе. "Мистрисъ Вайэть нездоровится, она не выйдетъ на палубу до завтра, когда корабль будетъ отплывать".

Завтрашній день наступилъ; я шелъ изъ своего отеля къ пристани, какъ вдругъ повстрѣчалъ Капитана Харди, который сказалъ мнѣ, что "въ силу обстоятельствъ" (глупая, но принятая фраза) "онъ полагаетъ, что "Independence" отплыветъ не раньше, какъ дня черезъ два, и, что, когда все будетъ готово, онъ дастъ мнѣ знать". Я нашелъ это весьма страннымъ, такъ какъ дулъ свѣжій южный вѣтеръ: но разъ "обстоятельства'' пребывали за сценой, неслотря на упорныя старанія разузнать о нихъ, мнѣ ничего не оставалось, какъ возвратиться дсмой и насладиться вдоволь моимъ нетерпѣніемъ.

Я не получалъ ожидаемаго извѣщенія отъ капитана почти цѣлую недѣлю. Оно пришло, наконецъ, и я немедленно отправился на палубу; на кораблѣ толпилось множество пассажировъ, и повсюду шла обычная суматоха, предшествующая отплытію. Вайэтъ вмѣстѣ съ своими спутннцами прибылъ минутъ черезъ десять послѣ меня. Компанія состояла изъ двухъ его сестеръ, новобрачной, и самого художника — послѣдній находился въ одномъ изъ своихъ обычныхъ приступовъ капризной мизантропіи. Я однако, слишкомъ къ нимъ привыкъ, чтобы обратить на это какое-нибудь вниманіе. Онъ даже не познакомилъ меня съ своей женой — этотъ долгъ вѣжливости, поневолѣ, должна была вьгаолнить его сестра, Маріанъ — очень милая и умная дѣвушка, которая, сказавъ нѣсколько торопливыхъ словъ, познакомила насъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература