Продавец снов

Вменено в обязанность расследовать случаи потери людьми памяти. Каждый из пострадавших ранее взят под надзор. Фиксируются его поведение, настроение, среда, в которой он находился, разговоры. Все необычное во вверенном Бертье районе тщательно изучается. Заведует этим Франк.

Бертье старается найти причины. Но как и в первый день по приезде из отпуска, папки, как он их ни вертел, ни изучал, ответов на многочисленные вопросы не давали.

Факты были. Фактов сколько угодно.

Бертье ходит по кабинету. По звонку немедленно берет трубку. Слушает, иногда запишет несколько слов на листке бумаги.

После Жерара трагические случаи прекратились. «Прекратились ли они совсем?» — думает Бертье. Что-то в подсознании говорит ему: нет. Но дело даже не в этом. В сумме всех случаев чувствуется система. И злой умысел. Может, умысла нет? Есть, подсказывает Бертье опыт. Подсказывает профессия. Но для чего погублены люди? Молодые, полные творческих сил? Мало того что погублены — Бертье ждет другого. Оно пугает его не меньше, чем происшедшее до сих пор. Что это будет? Трудно сказать. Мысль зародилась в мозгу у инспектора, но не нашла еще подтверждения. Чудовищная догадка. Никто из помощников инспектора тогда, в кабинете Шуана, в нее не поверил. Но мысль сидит в голове у Бертье. Продолжения надо ждать. Продолжение будет.

Жертвы не могут рассказать о себе. Настоящее их положение видеть можно. Бертье знает о каждом.

Все же он подходит к телефону, набирает номер.

— Шуан, — спрашивает, услышав отклик, — как Жерар?

— Учится читать и писать, — скороговоркой отвечает Шуан, видимо, занят. — Умственный уровень на грани четырехлетнего малыша. Интересуется конфетами, трехколесным велосипедом. Требует маму. Когда из Тулузы приехала мать, не узнал. Естественно, старухе семьдесят лет.

— Что еще? — спрашивает инспектор.

— У меня доктор Лувель, который знает все три моих случая.

Через полчаса Бертье беседует с доктором.

— Да, — говорит Лувель. — Случаи идентичны. Подобного в моей практике — и у других тоже, как мне известно, — не наблюдалось. Почти полная амнезия. Опыт, способности испаряются, исчезают. Остаются воспоминания детства да безусловные, данные природой рефлексы. Поражает беспомощность этих людей. Они не узнают близких, не знают телевизоров, авторучек… Какие предположения можно тут сделать?

— Об этом я вас и прошу, — напоминает Бертье.

— Еще минутку, — просит Лувель, продолжает: — Огюст Жерар постоянный мой пациент. Вот графики его мозговой деятельности.

Доктор кладет перед инспектором две длинные полоски бумаги.

— До, — указывает на размашистые острые пики первого графика. — После, — показывает второй график с вялой волнообразной линией. — График дебила. А какой был адвокат Огюст Жерар!

С минуту Бертье глядит на графики. Потом поднимает глаза:

— Говорите, что опыт, способности исчезают у человека. А не могут ли они появиться у другого, доктор Лувель?..

Они глядят друг другу в глаза — Лувель и инспектор. Кажется, понимают друг друга. Затем психолог откидывается на спинку кресла.

— Да-а… — произносит он.

Супруги Флоранс осматривали сервировку стола.

— Нет, Ив, — говорила мадам Флоранс. — Это не розыгрыш. Я верю господину Риффо. Иначе зачем бы ему нас беспокоить? Жюли-и!

Вбежала служанка.

— Протрите этот фужер, Жюли.

И опять к мужу, как только служанка вышла:

— Такими словами на ветер не бросаются… Икра, бургундское, ветчина. У тебя слишком жирные ломтики. Жюли-и!

На пороге опять служанка.

— Вы невнимательны, Жюли. Господину предписана постная ветчина. Смените.

Тарелка исчезла со стола.

— Не слишком будет солнце в глаза? Приспусти штору, Ив. Так, хорошо… Господи, неужели он сможет помочь? Детка моя, крошка моя, Клотильда…

Звонок прерывает словоизлияния госпожи.

— Жюли-и!..

Супруги бесшумно, почти на цыпочках проходят в гостиную.

Господин, который вошел вслед за служанкой, был костляв, небрежен в манерах, с желтыми беспокойными глазками.

— Мадам… — поцеловал руку хозяйке дома.

— Месье… — стиснул пальцы хозяину.

Пожатие, как показалось Иву Флорансу, неопрятной руки, поцелуй, неожиданный от незнакомого человека, шокировали супругов. Но чего не допустишь ради крошки Клотильды!

Разговор начался в кабинете хозяина.

— Ваши обещания… — кивнул Флоранс на открытое письмо, лежавшее на столе.

— Вполне реальны, — подхватил господин Риффо. — Вы имеете дочь, — продолжал он, — дочь ваша дефективна. — Мадам Флоранс слегка отшатнулась, но гость не заметил. — Вы желаете видеть свою дочь здоровой, целеустремленной, умной. Скажем, поэтессой или художницей. Я вам помогу в этом. Больше: гарантирую, что она будет тем, кем я обещаю.

— Господин Риффо… — Хозяин придвинул гостю сигары. — Мы не пожалеем никаких средств.

— Разумеется… — вставила мадам Флоранс.

— Но все-таки назовите сумму.

— Полмиллиона франков… — сказал Риффо.

— Господи!.. — воскликнула госпожа Флоранс.

— Речь идет о вашей дочери, мадам, — обернулся к ней гость. — Или она останется…

— Нет, нет, что вы! — соглашается госпожа Флоранс.

— Месье Риффо, — задает вопрос хозяин дома, — где гарантии?..