– Антонина Бекетова… Надо же… Ты, главное, в камере не признавайся, что баба. Там очень девушек любят… Короче, так, писатель. Или чистосердечное признание, и тогда есть шанс на подписку о невыезде, или… Здравствуй, девушка параша.
– Погодите, но надо же разобраться во всем.
Антон ещё раз подробно пересказал историю с долгом.
– И что мне делать было? Он в автоматы играет, а я должен кости глодать?
– Есть законный путь. Через суд. А потом, ты так легко дал штуку баксов? Выходит, не последняя? Интересно, откуда?
Антон промолчал. Говорить о гонорарах несерьёзно, тем более, большая часть не проведена по бухгалтерии. Колядко вкратце записал показания Антона, дал ему расписаться, затем собрал бумаги со стола и вынул кассету из магнитофона.
– Теперь, писатель, рисую дальнейший сюжет. Сейчас отправляешься в камеру. Я везу материал в прокуратуру. Там возбудят дело, после чего следователь задержит тебя на пару суток. Потом суд решит, арестовывать тебя или, так и быть, оставить на подписке о невыезде.
– А адвокат?
– После задержания следователем. Таков порядок.
«Как все у них запутано. Специально, наверное».
– А следователь кто? Вы?
– Я оперуполномоченный криминальной милиции. Старший. Пошли.
Держа Антона под руку, Колядко спустил его на первый этаж отделения, завёл в дежурную часть и передал капитану.
– Сергеич, посади вымогателя на три часа. Я в прокуратуру.
Капитан ещё раз обыскал Антона и подтолкнул к серой металлической двери с тяжёлым засовом.
– Добро пожаловать.
Камера представляла собой шестиметровую каморку без окон. Запылённая лампочка под низким потолком, въевшийся в светло-серые стены портяночно-табачный запах с оттенками перегара, каменный пол. Никакой лаванды. Вдоль стен две деревянных ступеньки-нары, на одной из которых мирно спящий арестант. Хотели эмоций, гражданин писатель – получите.
Антон осторожно, словно боясь удара током, присел на краешек нар. Не ударило.
«Ну, Боря… Спасибо за экскурсию… Сволочь хитрая… Интересно, сам он додумался или подсказал кто? Чего ж теперь делать? Хорошо б Аркадьевич до Ульянова дозвонился. Этого Колядко просить бесполезно. Оперуполномоченного… Надо же, а я правильно в книге про следователя не написал. Выходит, не следователь брал Шершня, а опер. Как и меня…
Как и меня? Черт! Как и меня! Я что, действительно предсказатель? Это ж обалдеть. Стоило отправить Шершня в камеру, как… Даже фамилию опера почти угадал. Криворожко – Колядко. И чёрную куртку. Интересно, а звания совпали? Криворожко у меня капитан… И фразы… „Они все так говорят… Грузите этого, в отделе побеседуем"… Нет, нет, ерунда, нелепое совпадение, такое довольно часто случается. Не одолжи я Борьке денег, ничего бы и не произошло.
А „чёрная девятка"?.. Тихо, тихо, спокойно. Не может здесь быть никакой связи с книгой. Шершень, например, по сюжету выиграл тысячу в моментальной лотерее. Я пока ничего не выигрывал. А, значит, с машиной и арестом обычное совпадение… И, вообще сейчас не до того, не до совпадений. В тюрягу бы не загреметь».
Сосед-арестант повернулся на другой бок, открыл глаза. Ему было около тридцати. Короткий пшеничный ёжик на голове, худощавое лицо, острые скулы. Агрессивная наколка на кисти.
– Привет, земляк.
Сверкнул железный зуб. Голос арестанта, впрочем, не нёс агрессивности, наоборот был дружелюбен.
– Здравствуйте, – без особого энтузиазма ответил Антон, сразу же догадавшийся, что сосед вряд ли относится к творческой интеллигенции. Вспомнились мрачные кадры из тех же фильмов про милицию. Каким образом зеки встречают новичков.
– Слыхал, за вымогалово тормознули?
– Да… Идиотизм какой-то.
Антон эмоционально, в двух словах рассказал свою историю. Вполне нормальная реакция человека, оказавшегося в подобной ситуации. Неважно, кто слушатель – главное хоть кому-то объяснить, что ты невиновен.
– Знакомая тема, братишка, – улыбнулся парень с наколкой, – все тут понятно. Кореш твой, чтоб долг не отдавать, с мусорами договорился. За полцены. Патрончик для подстраховки. По вымогалову доказуха хлипкая, оправдать могут, а патрон – железная статья. Вот и весь расклад. Хреновая ситуация. Упаковать могут.
– Что сделать?
– Упаковать. Ну, подсадить.
Антона подобное утешение обрадовало не особо. Упаковать… Ладно б за дело.
Нет, у нас же не беспредел, как в тридцать седьмом…
– Мент твой, Колядко, наверняка – оборотень. Их сейчас ужас, как развелось, хоть на улицу не выходи, сразу нарвёшься. Лаве нормального не платят им ни фига, вот они и подхалтуривают… Зовут-то тебя как?
– Антон.
– Меня Димон. Ну, это – Дима. Сам кто?
– Писатель.
– Иди ты! – арестант поднялся и сел на нары, – чего, в натуре?
– Да.
– И чего пишешь? Книжки?
– Романы. Про любовь.
– Круто!.. Первый раз с настоящим писателем чалюсь… Я б тебе столько мог порассказать. Не про любовь, правда. Ты вот, возьми, напиши, как я сюда загремел – умора, хрен такое специально придумаешь. Не, в натуре, это полный цурюк…
Димон извлёк из носка сигарету, из другого чиркаш и спичку. Сигарету протянул Антону.
– Будешь? Кокаина предложить не могу.
– Нет, спасибо, не курю.