А я как ни в чём не бывало развёл на травке уютный костёр, поставил на огонь котелок и начал варить бульон из воды. Пусть, думаю, пока бедняги придут в себя.
В радиодинамиках послышался тяжёлый вздох, и представитель жюри сказал:
– Первый вид пятиборья выиграл землянин Иван Иванович. Переходим к следующему виду…
Объявляющий умолк, из динамика донеслись приглушённые голоса. Это перешёптывались члены жюри. А затем объявляющий смущённо откашлялся и произнёс:
– Ввиду непредвиденных обстоятельств, вызванных техническими причинами, соревнования по застенчивости, терпению и непритязательности не проводить, отдав первое место, – объявляющий снова вздохнул, – землянину, и перейти к основному, последнему виду пятиборья. Сейчас мы узнаем, кто меньше всех не придаёт значения славе.
Ну, в этом-то виде скромности мне вообще не было равных. Победа, можно считать, уже была за мной. И если бы сейчас появилась возможность незаметно ускользнуть со стадиона, я бы тотчас этим воспользовался, потому что где-то в лесу находились пленные Толик и Маша.
Я подумал, как бы это сделать, и увидел Пыпина. Он сидел в верхнем ряду и, свистя в два пальца, кричал:
– Юн-гу с по-ля! Юн-гу с по-ля!
– Пыпин, будьте любезны. Пожалуйста, подойдите ко мне, – позвал я его как можно повежливей.
Но Пыпин даже не пошевелился, ещё не было случая, чтобы он расщедрился и выполнил чью-нибудь просьбу.
Тогда я крикнул:
– Пыпин, идите есть бульон, – и указал ему на вкусно дымящийся котелок.
В таких случаях его не приходилось долго уговаривать, через мгновение он был возле моего костерка. Я сейчас же с ним перемешался и, так как внешне мы были похожи как две капли воды, незаметно покинул поле, оставив Пыпина вместо себя.
Когда я добрался до выхода, над стадионом грянул торжественный марш. Я обернулся и увидел, что упирающегося Пыпина и моих соперников ведут к пьедесталам почёта, возле которых ждали красивые девушки с большими венками из лавра.
– Я – хвастун! Я – себялюбец и этим горжусь! Отпустите меня к бульону! – кричал Пыпин, но его втолкнули на пьедестал.
– Какая скромность! Какое критическое отношение к себе! – заговорили скромняги, стоявшие рядом со мной.
И весь стадион невольно отозвался одобрительным шумом.
Но вот подошла решающая минута. Трибуны замолкли, и в гробовой тишине девушки надели на шеи спортсменов лавровые венки. И тогда мои соперники предприняли отчаянную попытку отыграться. Они притворно закричали:
– Не подвергайте нас такому позору! Пожалейте! Освободите нас от этой мерзости! Иначе мы этого не переживём!
Они рыдали и делали вид, будто стараются сорвать с себя венки.
В противоположность им Пыпин затих, заинтересовался венком, ощупал его, попробовал на зуб лавровые листья и, оставшись довольным, потребовал у скромняг:
– Эй, вы, если вам венки не нужны, отдайте их мне. Я такую славу люблю. Особенно в супе!
– Он ловкий притворщик! – закричали разочарованные скромняги. – И вовсе он не Самый Совершенный, этот хитрый землянин. Он обманул наши надежды! А мы-то уже стали болеть за него. До полного совершенства ему так же далеко, как от нас до его родной планеты!
Пыпин, не обращая внимания на шум, подобрал все венки и, волоча их за собой, побежал к котелку, в котором всё ещё варился бульон из воды. Подбежав к костру, он торопливо оторвал от венка горсть лаврового листа, бросил его в кипящий бульон и аппетитно потёр руки.
И стадион сразу притих. Скромняги убедились в том, что я достиг пределов скромности. А Пыпин, сам не подозревая того, совершил первое доброе дело.
Глава одиннадцатая,
Убедившись в том, что в стране скромняг началась новая эра, я отправился на поиски леса. Как мне подсказывал опыт, лес надо было искать там, где было больше деревьев. Поэтому, выйдя из города, я начал считать встречающиеся по дороге стволы и, когда их набралось до тысячи, очутился в дремучем лесу.
А вскоре я вышел на небольшую поляну и увидел небритого мужчину в звериной шкуре. Этот странный человек рыхлил землю древней мотыгой и бросал в неё зёрна. Он трудился с откровенной любовью к своему занятию. С его обнажённых мускулистых плеч стекал ручьями пот, но усталость будто доставляла ему удовольствие.
– Вы не будете столь любезны и не скажете мне: как увидеть тщеславцев? – спросил я, подходя к необычному землепашцу.
– Отчего ж не быть любезным? Скажу: я и есть тщеславец, – угрюмо ответил мужчина и, горько усмехнувшись, добавил: – Да только не характерный тщеславец. Досадное исключение, в общем.
– Зря вы наговариваете на себя, – сказал я с упрёком. – У вас вид честного, трудолюбивого человека.
– Вот в том-то и дело, – буркнул землепашец. – Все порядочные тщеславцы по деревьям да пещерам сидят и добродетелями своими похваляются. А мне неймётся всё. Сегодня земледелием занялся. А вчера добыл огонь способом трения.