Продавец приключений

Рядом с ним сидел, обнажённый по пояс, мой закоренелый противник Пыпин и, грея на солнце жилистый белый торс, поучал:

– А почему ты должен слушаться Ваньку? Что это такое? Дома слушайся отца и мать и, понимаешь, школу. А здесь хочет командовать этот. Да кто он такой? Юнга – вот и всего! А юнга не может считаться взрослым!

Неподалёку от нас, метрах в десяти, прошёл белый электроход с туристами. На палубе гремела музыка, пассажиры купались в бассейне, играли в настольный теннис, гуляли в модных костюмах.

Когда электроход пронёсся мимо и шум его винтов затих вдали, Толик живо спросил:

– Дядя Пыпин, а почему вы избрали для своих безобразий какой-то невзрачный буксир? Пассажирский лайнер гораздо больше, и на нём тысячи туристов.

– Видишь ли, цель их недостаточно гуманна. Сейчас они главным образом заботятся о своём отдыхе. И значит, они недостойны моего внимания, – высокомерно произнёс Пыпин.

– А самый достойный юнга Иван Иваныч?! – воскликнул догадливо Толик.

– Ну, с ним-то у меня особые счёты, – угрюмо буркнул старый хулиган.

Увидев меня, Пыпин повалился на спину, закрыл глаза и захрапел, притворяясь спящим.

И хотя я обычно двигаюсь легко и бесшумно, даже бесшумней кошки, Толик почувствовал моё присутствие и задиристо спросил, подняв голову:

– Юнга, вы что-то хотели сказать?

– Хотел, но, признаться, уже позабыл, – сказал я, покосившись на Пыпина.

Я ещё не имел ни малейшего представления о тайне, окружавшей Толика Слонова. Но чутьё шепнуло мне, что, если Пыпин её узнает, быть большой беде. Я решил пока уклониться от разговора.

– Чего же молчишь? А ты постарайся, постарайся вспомнить, – сказал мне Пыпин, не поднимая век. – Не бойся, я ведь сплю как убитый.

Я понял, что Пыпин уже что-то заподозрил, и, чтобы разрушить его пока ещё зыбкие подозрения, молча стащил с себя просоленную морями и вылинявшую тельняшку и беззаботно устроился рядом с ними.

Глава вторая, в которой я и Пыпин приближаемся с разных сторон к разгадке тайны Толика Слонова

Весь день Пыпин ходил за нами по пятам, надеясь подслушать наш разговор и открыть для себя тайну Толика, существование которой он сразу заметил своим намётанным глазом. Я, в свою очередь, боялся оставить Толика наедине с Пыпиным, опасаясь, что хулиган тут же окажет на ещё духовно не окрепшего мальчика своё дурное влияние. И точно: стоило мне всё-таки отлучиться всего на две минуты, чтобы нечаянно натолкнуть штурмана на одну очень важную мысль, как, вернувшись, я увидел, что Пыпин снова нашёптывает на ухо Толику что-то обольщающее. А мой острый слух позволил мне разобрать слова, произнесённые Пыпиным.

– Поверь мне как твоему верному другу, Толик, не давай никогда честного слова. Его изобрели нехорошие, злые люди, чтобы лишить нас свободы, – шептал хулиган, вожделенно поглядывая на баллон с дымом, парящий высоко за нашей кормой.

При моём появлении Пыпин напустил на себя вид, будто его волнует совсем иное, и закричал, глядя на пролетающего мимо альбатроса:

– Смотри, Толик, какая чайка летит!

Я знал этого альбатроса. Его звали Димой. Мы каждый раз встречали его, когда проходили в этих широтах.

– Это не чайка. Альбатрос! – засмеялся Толик, заметив, к моему облегчению, невежество Пыпина.

– Я и хотел сказать: альбатрос, – начал изворачиваться хулиган. – А вообще-то, кому нужна эта зоология? Какая разница: чайка или альбатрос? – Но тут он вспомнил о моём присутствии и прервал свою растленную пропаганду.

Поздно вечером мы все втроём отправились спать в кубрик. Я долго лежал, затаившись в темноте, чувствуя, что ночью должно что-то случиться. И вдруг до меня донёсся шёпот Толика:

– Иван Иванович, вы спите?

И тут я оплошал, чего со мной почти никогда не бывает, и, вместо того чтобы притвориться спящим, опрометчиво сказал:

– Да вот не спится что-то.

– А вы, дядя Пыпин?

Я понимал, что хулиган уж ни за что не позволит себе такой обидный просчёт, какой допустил я. Но Толик и его застал врасплох, и Пыпин тоже сказал:

– И мне что-то сон не идёт. Всё вспоминаю одну очень милую подворотню. Тьма там стоит, хулигань – не хочу.

– А я думал, вы спите, – разочарованно произнёс Толик.

И тогда мы с Пыпиным дружно захрапели. Каждый из нас старался храпеть громче другого, и вскоре между нами даже установилось соревнование.

– Хрр… шш, – говорил я, что означало: «Я сплю очень крепко».

– Хрр… чучу, – говорил Пыпин, и это в переводе на язык бодрствующих звучало так: «Я сплю ещё крепче».

Тогда я возразил:

– Хрр… Хрр… Хрр… – то есть: «Крепче всё-таки сплю я».

– Нет, хрр… нет, хрр… – отвечал Пыпин.

Мы увлеклись этой жаркой дискуссией и не заметили, как Толик слез со своей подвесной койки и выскользнул за дверь. Я, как и следовало ожидать, опомнился первым и, записав свой храп на кассетный магнитофон, оказавшийся совершенно кстати у меня под рукой, оставил аппарат включённым и тоже выскользнул из кубрика.

Я осмотрел всю палубу, но на палубе никого, кроме вахтенных, не было. Заметив меня, один из вахтенных шепнул другому: