Игорь уже оканчивал институт. Оставались преддипломная практика и защита диплома. Сашку еще год назад забрали в философский журнал – Лавров составил протекцию, – а Игоря отправили по распределению в «Подмосковную правду». Игорь не стал роптать и писал про передовой колхоз и бабушку, вырастившую самый большой в Подмосковье кабачок. Гонорары были смешные, но стабильные. Редакция оплачивала проезд в наземном транспорте. Игорю перепадали то помидоры с огорода, то банка варенья, то молоко козье от благодарных читателей.
Наверное, это была лучшая работа в его жизни. Он с любовью писал о пропавшей буренке Зорьке, которая сама нашла дорогу домой с пастбища, пройдя рекордное число километров. Рассказывал читателям про кошку Муську, которая разродилась рекордным количеством котят. Он тогда был по-настоящему счастлив. Его любили, ценили, хвалили, называли молодым дарованием и после окончания института ждали у себя, на полную ставку. Главный редактор, милейший Федор Иванович, пузатый коротышка с добрым круглым лицом, доставал из сейфа наливочку – вишневую, особенную. Жена настаивала на вишне с собственного участка. Да еще по секретному рецепту. Не просто на вишне, как у всех, а с косточками. Непременно с косточками. Поэтому и запах, и обманчивая мягкость. Игорь потом вспоминал эту наливку с большой теплотой. Хороша была наливка! Пусть и сладковата. Но крепкая, зараза, сшибала с ног быстро.
– Так не на водке же, – смеялся Федор Иванович, лоснясь подбородком, – на самогоне, тоже домашнем.
Тогда у Игоря появилась идея взять псевдоним. Он придумал быть кем-то красивым и непонятым. Например, Волжским. Или Радищевым.
– Почему? – строго спросил уже пьяненький и раскрасневшийся Федор Иванович.
– Чтобы красиво было, – ответил не менее пьяный Игорь.
– Красиво – это хорошо. Только почему Волжским?
– Река такая.
– У нас Волга не течет. У нас коровы. Тогда Коровин.
– Нет, не хочу быть Коровиным.
– А Радищев? Разве понятно? Непонятно. Понятно – Козлов!
– Почему Козлов?
– У нас козы красивые. Ну, и козлы тоже.
Они сидели за большим столом, пили наливку и закусывали пирожками с мясом. Очень вкусные были пирожки, которые пекла заведующая столовой Аделаида Самуиловна. Лично вставала у печи и пекла. Игорь потянулся за последним пирожком, и Федор Иванович разрешил – забирай, закусывай. С трудом поднялся и подошел к телефону. Снял трубку, сделал строгое лицо и попросил к телефону Аделаиду Самуиловну. Игорь уже привык к этому традиционному звонку. После наливки Федор Иванович не мог выговорить «Аделаида Самуиловна» – ну никак не удавалось. Поэтому он мычал в трубку и в конце концов произносил: «Пирожков еще».
– Вот пока могу выговорить – трезвый, а как не могу – все, пора на боковую. За это ее и держу. Но я тебе скажу – такие пирожки с капустой и яйцом никто не умеет печь. А с потрошками!.. Ты ж не пробовал! С потрошками очень хороши. Но под водочку. Потрошки под водочку непременно. Слушай, ты же Петров – прекрасная фамилия, распространенная.
– Вот именно, что распространенная…
– Так это ж хорошо!
– Это плохо!
Игорь выписывал на листочке варианты псевдонимов и показывал Федору Ивановичу.
– Нет, давай что-нибудь легкое: Синицын, Птицын, Снегирев, Воробьев… Нет? Не нравится? – удивлялся Федор Иванович. – А мне очень нравится. Звучит!
– Волжский. Игорь Волжский, – решительно объявил Игорь.
– Ну чем тебе Петров-то не угодил?
– Петров, Иванов, Сидоров. Как собак нерезаных!
– Людям зато понятно.
– А мне не надо, чтобы понятно! Мне надо, чтобы запомнили! – вспыхнул Игорь.
– Хорошо, хорошо. Ты не волнуйся: если что – поменяешь. Не паспорт ведь…
И Федор Иванович как сглазил. Игорь написал, с его точки зрения, блестящую статью, над которой долго трудился и любовался каждым словом. Статья была про музыканта-ложечника, который сам эти ложки делал, расписывал и играл – двумя, тремя, маленькими, большими. Хороший получился материал, яркий. Этот мужичонка чуть ли не народным достоянием у Игоря получился. Статью напечатали, даже не сократив – Игорь стоял над душой редактора и бился за каждое слово. Ему хотелось, чтобы первая статья под псевдонимом «прозвучала». Хотелось прийти, шмякнуть небрежно газету на стол перед Сашкой и похвастаться.
– А кто этот Волжский? – спросил бы Сашка.
– А Волжский – это я, – ответил бы Игорь.
Свежего номера он ждал с нетерпением. Встал в шесть утра и уже в семь стоял у киоска Союзпечати. Купил сначала один экземпляр, потом еще три. Пролистал, нашел статью. Все было замечательно – подвал, хорошее место, заголовок крупно, дед-умелец крупным планом. Игорь пробежался по первому абзацу, по второму – все хорошо, ни одну запятую не изменили. И тут он наконец посмотрел на фамилию, решив насладиться славой.
Раньше у него руки тряслись только с похмелья. А сейчас он был трезв как стекло. Но руки ходили ходуном. То ли в наборе случилась ошибка, то ли корректор не углядела, но под статьей значилось: «Игорь Вожский». Но хуже всего было то, что фамилия, если ее произнести вслух, звучала как Вошский.