Продается дом с дедушкой

– Ну конечно, правда! Мы же с тобой, считай, по одну сторону баррикад. И мне-то можно рассказать – я пойму. Может, что-то посоветую.

– Тебя обсуждали сегодня, – сказала Люся и начала теребить подол халата.

– Что значит – обсуждали? – Игорь закурил, чтобы не показать волнение.

– Ты прости меня, пожалуйста… наверное, я все испортила… да точно – испортила… но я хотела как лучше, старалась для тебя, думала: вот Аркадий Леонидович ко мне хорошо относится, даже иногда спрашивает мнение… Я иногда рукописи перепечатываю, он всегда интересуется, понравилось мне или нет, бывает специально дает почитать, чтобы узнать мнение обычного человека. Он так говорит, что я для него – обычная читательница. Я говорю, а он всегда кивает, соглашается, я, конечно, стараюсь хорошо говорить, чтобы не обидеть, но мне иногда не нравится, и тогда Аркадий Леонидович спрашивает, что именно не нравится. Вот я ему и сказала про тебя, сказала, что у тебя точно сердце, что ты просто переволновался или у тебя давление, что ты пишешь и мне нравится твоя рукопись.

– Какая рукопись? – не понял Игорь. В желудке начались рези. Игорь налил себе еще водки.

– Как какая? – Люся уже чуть не плакала. – У тебя же есть рукопись романа. Ты же пишешь роман. Да? Ну, конечно же, пишешь. И он наверняка хороший. Я же знаю. Вот и сказала Аркадию Леонидовичу. То есть соврала. Сказала, что читала, а я не читала на самом деле, но ведь это ничего не значит, ведь рукопись замечательная, я точно это знаю. Она не может быть плохой, ведь ты такой… другой, не такой, как все.

– А он? – спросил Игорь, думая о том, как бы не начать орать на Люсю.

– Аркадий Леонидович на меня накричал. – Люся все-таки принялась рыдать. Игорь в тот момент уже убить ее хотел. Мало того что все испортила своим бабским участием, так еще и рыдает. Что он должен – успокаивать ее? Кто ее за язык тянул? Зачем она вообще рот открыла? В каком положении он теперь оказался, если за него секретарша просит? Тоже мне, протекция!

– Он сказал, что не разрешит… не допустит… только через его труп… чтобы я даже не смела ему предлагать… что он заранее все знает… чтобы ты даже не мечтал… вот, я все испортила, да? Ты на меня сердишься? Я же хотела… то есть я не хотела, чтобы так…

На Игоря вдруг нашло какое-то спокойствие, даже отупение. Ему вдруг стало все равно. Эта близорукая Люся, стерлядь, которую пора было доставать из духовки, запах дешевого парфюма, который никак не выветривался…

Да плевать на все! И с чего он вообще решил пойти в издательство? Да пусть они сами к нему на брюхе ползут и умоляют! Какой-то Аркадий Леонидович будет судить? Кого? Его? Пусть он Сашку Комаровского судит и оценивает! Да пусть все подавятся! Не будет он пресмыкаться! Да где он и где они? Приспособленцы! Лизоблюды! Сашка – первый. Пусть он этому Аркадию Леонидовичу ботинки целует. И эта Люся… Да что она о себе возомнила? Что может решать его судьбу? За него решать? Что она вообще смыслит в литературе? К мнению ее прислушиваются, видите ли! Да он бы удавился на первой березе, если бы его роман понравился вот такой Люсе. Он не для люсь пишет, а для себя, для тех, кто понимает. Люся… Тьфу! Имя-то какое… Сердце у него, видишь ли. Заступница нашлась. Да если бы он не бухал, как черт, он бы в этой квартире вообще не оказался. Или она что думает? Что у него любовь? Да на такую Люсю без водки не взглянешь! Страшная ведь и плоская. Ну, показалась она ему с пьяных глаз трогательной и удивительной. Ну и что? А он, между прочим, всегда женщин в теле предпочитал. Хотя бы с грудью. Вот его Лариса – сразу понятно, что баба. Жопа, сиськи, коленки некрасивые, с наростом сверху. Ну, бабец! А эта – моль субтильная! А туда же! Или она только с виду такая дура, а на самом деле все просчитала: замолвит за него словечко перед начальником, и он будет ей благодарен и бросит жену? Она так думала? Да и он так думал… Только не на трезвую голову. Рассчитывал воспользоваться, но лишь тогда, когда ему надо будет, а не ей. А вот дудки! Не вышло! Теперь она в дурах осталась! Если ее этот Аркадий Леонидович уволит, так и прав будет. Будет ему распоследняя секретарша советы давать. Или она всем дает? Может, и начальнику тоже? В свободное от писателей время? За какие такие заслуги ее в издательстве держат? Или у Аркадия Леонидовича вкусы другие – таких вот девиц предпочитает? Нет, он еще им покажет! Всем покажет! Ценители… Сами бездарности, а все туда же. Решают, кто им талант, а кто так. Сашку Комаровского, значит, в гении записали, а его – в идиоты? Ну-ну! Да кто такой вообще этот Аркадий Леонидович? Прыщ! Мелкая сошка! Грязь под ногами! Сегодня он есть, а завтра – нет его! Он еще им всем покажет! Вот уйдет в другое издательство… Свет на них клином не сошелся!

Люся продолжала плакать.

Игорь достал из духовки рыбу – пригорела, конечно же. Было жалко, но есть можно. Картошка разварилась. Он бухнул холодного молока, решив сделать пюре, и получилась мерзкая слизь. Надо было молоко подогреть…