Как это ни нелепо, Файк катается на роликовых коньках, и я часто вижу его несущимся по Семинарской улице в ярко-зеленом с голубыми разводами шлеме
— Наш старый друг сейчас, к сожалению, не в лучшей форме, Фрэнк, — еще издалека, но тихо, видимо полагая, что того требуют обстоятельства, начинает Файк, по обыкновению покачивая головой с видом человека, утомленного мирской суетой. Он знает, что я южанин, и с удовольствием это педалирует, будто бы для того, чтобы мне с ним было легко. Но мне с ним нелегко. — Эдди ужасно страдает. Предложил ему исповедаться. Но он в этом отношении непреклонен.
Файк, разумеется, не католик. Он из Плейстоценовой[31] Христовой Церкви, что для него вовсе не помеха. Говорит он всегда вкрадчиво, причем уголки его мясистых подрагивающих губ дают понять: «весь этот духовный ‘биднус’[32] на самом деле чертовски прикольная штука, но только ведь мы с тобой это и понимаем. Всерьез задумаешься над тем, что такое Бог, смерть, горе, спасение — обхохочешься». Утренние передачи Файка предполагают наличие у слушателей чувства юмора, елейная христианская псевдонепочтительность имеет целью представить Всемогущего одним из «наших». «Жизнь голубого — не всегда голубая мечта». (Если к шести утра я уже на ногах, то слушаю его проповедь по радио, чтобы разозлиться и как следует проснуться.) «Насколько близко начало начал к блаженству на седьмом небе?», «Не заставляй меня туда спускаться!» (Одно из его немногочисленных невнятных обращений к Господу Богу.) «Скользкий склон, ведущий к моральному превосходству». Не сомневаюсь, по мнению Файка, подобные шутки привлекают людей, обеспечивая ему больше приглашений на похороны для свершения обряда, приемлемого для христиан любого толка. В Бога Файк верит, в конечном счете, не более чем агент страховой компании.
— Каким ветром сюда занесло? — спрашиваю я, маскируя отвращение подобием любопытства. Файк чуть ниже среднего роста, носит очки в черной роговой оправе, дешевый черный костюм и пробор. Волосы пострижены довольно коротко, и особенно возле ушей и шеи. При себе обычно имеет черный портфель-дипломат, в котором, не сомневаюсь, лежат жалкие атрибуты его ремесла — склянка со святой водой, несколько
— Ты, Фрэнк, вероятно, знаешь — уже некоторое время я даю Эдди духовное окормление. По его просьбе. — Файк приподнимается на цыпочках, как будто только что сказанное сделало его выше.
— А зачем ему духовное окормление?
— Спроси у
— Я не буду себя об этом спрашивать, Файк. Телевизор довольно много смотрю. С меня хватит.
— Присматриваю за твоей доброй женой в Мэнтолокинге, Фрэнк. Я там немного помогаю советом. Она превосходно работает, ты поверь мне. У людей столько горя после урагана. Ты, наверно, знаешь.
— По крайней мере, она мне так говорит. — Если он еще раз назовет меня по имени, схвачу его за этот идиотский воротничок и приложу о гравий. Я не столько не люблю Файка, сколько он меня смущает. Впрочем, я понимаю, что это смущение порождается опасением, что в нас обоих есть общее, ценное, на мой взгляд, качество — способность прикидываться терпимым. Не сомневаюсь: Эдди терпит Файка исключительно в качестве посмешища.