Пробужденное пророчество

Вечером небольшой зал таверны был полон. Хозяин постарался, чтобы все его постояльцы узнали, что перед закатом будет играть менестрель, и потому, когда Арна спустилась, свободным оставался лишь стол по центру, специально оставленный для нее. Улыбнувшись и поздоровавшись, девушка выпила стакан подогретого молока, который не пожалел для нее трактирщик, и расчехлила лютню. Тонкие, но сильные пальцы коснулись струн, и чистый голос взлетел к небу, темнеющему за окном…

Мы умели летать к звездам,
Мы держали в руках пламя…
Но остыли в глазах слезы
И развеялась сном память.

В пропасть мчатся века-кони.
Что же будет теперь с нами?
Тот, кто смотрит назад, — помнит,
Тот, кто смотрит вперед, — знает.

Распинать на кресте Веру
И Свободу швырять в пламя -
Не положено нам ведать,
Что слепыми творим руками.

Чья вина, что клинки боли
Распороли Любви знамя?
Тот, кто смотрит назад, — помнит,
Тот, кто смотрит вперед, — знает.

Затихли разговоры и перешептывания, смолкли даже говорливые внучки трактирщика — местные служаночки… Молча слушали невозможную, тянущую к небу и очищающую душу мелодию, и с удивлением вслушивались в слова — неужели все и в самом деле так? Никто из них никогда не задумывался, что есть что-то поважнее поля и домашнего быта, интереснее, чем обсуждение чужой семейной ссоры и гадания на урожай, серьезнее, чем болезнь скотины и подгнивающая из-за чрезмерно обильного дождя недозрелая пшеница… А эта слепая девочка пела им, простым крестьянам и наемникам, воинам и торговцам, земледельцам и ворам, пела о Сути, и они пытались ее понять… И многие вспоминали, что ведь когда-то, еще детьми, они умели летать к звездам и держать в руках пламя, но, повзрослев, разучились — и звезды их погасли за ненадобностью, а огонь затих под порывами жестокого ветра жизни…

Кто обуглен в лучах славы,
Кто прошел все круги Ада,
Никогда не сравнит слабых
С равнодушным тупым стадом.

Сделать душу ручным зверем -
Это вряд ли когда выйдет.
Тот, кто смотрит назад, — верит,
Тот, кто смотрит вперед, — видит.

Если разум виной скован,
Если ладан сердца сушит,
Кто разбудит набат Слова,
Кто раскроет слепым души,

В Храме Истины став стражем,
Кто осилит дуэль с ложью?
Тот, кто смотрит назад, — скажет,
Тот, кто смотрит вперед, — сможет.[13]

О многом еще пела Арна в тот вечер, и люди слушали ее. Слушали — и пытались понять. А когда смолкла музыка, и танаа убрала лютню в чехол, на стол, за которым она сидела, полетели монеты. Золотые агины, серебряные секеры и медные кини. Люди подходили, кланялись, и молча, лишь взглядом благодарили слепую девушку, которая пусть на мгновение, но вернула их в святой и благословенный мир крылатой мечты.

Около полуночи Арна, поужинав и собрав вещи, вышла из таверны. Улицы деревни давно опустели, дверь трактирщик запер за девушкой. С неба светила полная, похожая на серебряное блюдце, луна и россыпи бриллиантовых звезд, а ночной ветер нес ароматы дальних странствий… Танаа глубоко вдохнула этот ветер, каждого странника зовущий вдаль, за грань, и замерла, кожей впитывая сияние луны…

Прекрасна была эта ночь. Слишком, наверное, прекрасна… Арна запрокинула голову, обратила лицо к небу, полностью сливаясь сутью своей с мерцанием звезд и песнью ветра — и не заметила приближающиеся к ней со спины тени.

Первый удар пришелся по затылку. Тяжелая палица бесшумно вспорола воздух и швырнула девушку на землю. На миг у танаа потемнело в глазах, она ободрала щеку, коснувшись твердой, вытоптанной почвы — но уроки в монастыре Дан-ри не прошли даром. Сгруппировавшись в падении, она перекатилась через голову и вскочила на ноги, выдергивая из петель за спиной посох и перехватывая его двумя руками для ответной атаки…

И рухнула на землю, выпуская оружие и сжимая ладонями виски. Арну скрутил приступ жестокой боли, разрывающей ее на части…