В этот момент снова раздался младенческий плач. И раздавался он прямо из-под мертвого животного! Кенрик ошалело отступил на шаг и помотал головой, однако ничего не изменилось. Это что же получается? Зверюга напала на кого-то с ребенком, убила, но ее саму тоже кто-то убил, когда она собралась закусить младенцем? Никакого иного вывода он не мог сделать. Некоторое время Кенрик набирался духа, затем решительно подошел к зверю, обойдя лужу крови, натекшую из разорванного горла. Присел возле и сунул руку под тушу. В то же мгновение плач стих, и кто-то сильно укусил юношу за ладонь. Он вскрикнул и выдернул руку, на которой, вцепившись зубами, повис черный меховой комочек. Совсем небольшой. Но держался недолго и сорвался, упав на траву. На поляне снова раздался плач.
Не сразу до Кенрика дошло, что плачет этот самый меховой комочек, елозя вокруг себя растопыренными лапками с крохотными коготками и поднимая кверху мордашку с широко распахнутыми, часто моргающими желтыми глазками. Надо же, совсем как человеческий младенец…
Котенок, не прекращая хныкать, пополз в сторону Кенрика. Тот зачарованно смотрел на него, не понимая, чего он хочет. Звереныш уткнулся в ногу человека и довольно заурчал, что растрогало юношу, несмотря на боль в укушенной ладони.
— Ну и что мне с тобой делать, чудо? — негромко спросил он, присев на корточки и потрепав котенка по загривку.
— Мр-р-ря-а-а, — отозвался тот, всем своим видом выражая радость.
Котенок нежился под рукой Кенрика, даже пару раз лизнул ему пальцы. К нему было приятно прикасаться — нежная шелковистая шерстка вызывала желание гладить и гладить ее.
— Интересно, что ты за зверь?.. — юноша растерянно посмотрел на мертвую «кошку». — Это, наверное, твоя мама?
— М-р-р-р… — мурлыкнул котенок.
Особенно смущали Кенрика два хвоста. Ну зачем, скажите на милость, кошке два хвоста?! Да еще и таких длинных, мускулистых, с когтями на кончиках. Впрочем, таковыми они являлись только у взрослых животных — у котенка оба хвостика напоминали собой толстые, подрагивающие, покрытые черной шерсткой колбаски.
Звереныш, самозабвенно урча и прикрыв глазенки, продолжал вылизывать юноше пальцы. Вздохнув, тот понял, что не сможет бросить доверившееся ему существо, особенно такое маленькое, хотя что делать с ним в городе не представлял. Может, там есть зверинец, который возьмет котенка? Это ведь сейчас он маленький, а подрастет — не прокормишь, вон его мамаша какая — ей и целой антилопы, чтобы пообедать, не хватит.
Со вздохом сунув котенка за пазуху, где тот немного пошебуршился и вскоре затих, Кенрик оглянулся, только сейчас осознав, что сделал то, что его предупреждали не делать — зашел в лес. Однако никакой опасности не было, никто на него не нападал, и юноша пожал плечами.
Кенрик понятия не имел, что сработал старый принцип: «Дуракам везет», и он чудом остался в живых. Ведь если бы он имел какое-либо отношение к смерти самки карайна, то укус котенка оказался бы для него смертельным. Каким образом даже новорожденные котята определяли виновника гибели родителей и выделяли мгновенно убивающий яд, никто не знал, но так случалось всегда. Обычных хищников вокруг поляны тоже хватало, но они не рисковали высунуться из чащи — запах двухвостого карайна вызывал у них панический ужас, даже запах такого маленького, как подобранный Кенриком. А другие карайны никогда не тронули бы малыша или кормящую самку — ее убила стая недавно инициированных зорхайнов, еще ничего не соображающих, сходящих с ума от жажды крови. Их сейчас преследовал самец и примкнувшие к нему трое соседей по прайду — жить этим зорхайнам осталось совсем недолго.
Ученые звероводы и держатели питомников королевства полагали, что эти звери разумны, ведь они мстили убийцам даже по прошествии многих лет, порой преследовали охотников в городах. Находили свою жертву, разрывали и исчезали, как призраки. Мало кто рисковал охотиться на карайнов, несмотря на величайшую ценность незапечатленных котят — за них платили золотом по весу. Нужно было убить и отца, и мать, чтобы добыть котенка, это обычно стоило десятка два человеческих жизней, как минимум, затем осторожно доставить его в город и там отдать в руки кому-то не имевшему отношения к смерти родителей. Только такой имел шанс быть запечатленным. Но и это не всегда срабатывало, поэтому двухвостые в личном пользовании были чрезвычайно редки — десятка три на всю страну. Однохвостые выращивались в питомниках, но и их общее число не превышало пяти с половиной сотен. Плохо размножались в неволе.