Проблеск истины

Еще был случай, когда я почувствовал, будто из меня вышибли душу, а потом она вернулась. Но в ту пору я был порядочным эгоистом, много читал о душе и наивно полагал, что она у меня есть. Если бы лев вчера загрыз кого-нибудь из нас, думал я, куда делась бы душа умершего? Отлетела бы в иные миры? Не очень-то верится. Смерть любого из нас ничем не отличалась от смерти льва, а кто сейчас думал о его душе? Самым неприятным была бы поездка в Найроби на опознание. Для Джи-Си моя гибель, как и гибель мисс Мэри, означала карьерный крах, да и собственная его гибель была крупным несчастьем. Для моего литературного будущего моя гибель тоже не сулила ничего хорошего. Ни Чаро, ни Нгуи, разумеется, не хотели погибнуть, и трудно даже вообразить, каково было бы удивление Мэри, если бы лев ее убил. Смерть являлась безусловной неприятностью, которой следовало избегать во что бы то ни стало, и счастливы были те, кому не приходилось делать это ежедневно.

Однако какое это имело отношение к тому, что «в кромешных потемках души всегда три часа ночи»? Была ли душа у мисс Мэри? У Джи-Си? Наверняка. В Бога они, правда, не верили, насколько я знал, но если уж отказывать в наличии души таким людям, как мисс Мэри и Джи-Си, то у кого она есть? Чаро был убежденным мусульманином, ему душа полагалась по умолчанию. Оставались только я, Нгуи и лев.

Было три часа ночи. Я потянулся, разминая фантомные конские ноги, и подумал, что надо выйти на воздух и подождать рассвета возле дремлющих углей костра. Натянув ботинки и подпоясавшись кобурой, я выбрался из палатки. У кострища сидел Джи-Си.

— Почему не спишь? — спросил он тихо.

— Мне приснилось, что я конь. Очень яркий сон.

Я рассказал про цитату из Фицджеральда и поинтересовался, что он об этом думает.

— Когда просыпаешься среди ночи, один час не лучше другого, — сказал Джи-Си. — Не знаю, почему он выбрал именно три. Звучит, конечно, хорошо, тут не поспоришь.

— Должно быть, всего понемножку: страх, беспокойство, сожаление.

— Нам с тобой этого добра не занимать.

— Это точно. Но его еще мучили больная совесть и отчаяние.

— Тебе ведь незнакомо отчаяние, Эрни?

— Пока нет.

— Значит, не грозит. Иначе бы уже проявилось.

— Пару раз оно смотрело мне в лицо. Но я отказывался от его услуг.

— Кстати, об отказах: пиво будешь?

— Я принесу.

Большая бутыль «Таскера» охлаждалась в бурдюке; я наполнил два стакана и водрузил бутыль на стол.

— Жаль, что мне уезжать, — сказал Джи-Си. — Думаешь, она будет переживать?

— Думаю, да.

— Ничего, справишься. Может, обойдется.

Глава девятая

Я заглянул в палатку, чтобы проверить, не проснулась ли Мэри. Она спала как убитая.

— Пусть отдыхает, — сказал я Джи-Си. — Можем стартовать хоть в полдесятого, какая разница.

Джи-Си хладнокровно читал Линдберга. У меня не было столько здоровья, чтобы после вчерашнего читать книгу с названием «Год льва», поэтому я штудировал справочник по птицам, последнее издание под редакцией Прейда и Гранта. Я понимал, что, проохотившись столько времени за одним и тем же зверем, мы упустили массу возможностей понаблюдать за птицами. Мне было неловко перед племенем пернатых. Не будь рядом зверей, мы с радостью сосредоточились бы на птицах. Мэри в этом отношении была гораздо лучше меня. Она всегда и везде примечала интересных пташек и вела дневник наблюдений, пока я сидел в шезлонге, бездумно глядя вдаль. Читая справочник, я укорял себя за глупость и лень.

Дома я любил наблюдать, сидя у бассейна, как королевские тиранны ныряют в воду за насекомыми. На их темно-белых грудках играли зеленые блики. Мне нравилось смотреть на голубей, гнездящихся в трехгранных тополях, и слушать песни пересмешников. Увидев осенью или весной косяк перелетных птиц, я радовался, как ребенок. Выпь, присевшая у сточной канавы в поисках лягушек, дарила мне заряд хорошего настроения на весь день. Здесь же, в Африке, прекрасные птицы были на каждом шагу: сидели на деревьях, возились в колючих кустах, расхаживали по земле. Мне они казались смазанными цветными пятнами, зато Мэри знала их наперечет и очень любила. Мне было непонятно, как я мог так опуститься и одеревенеть.

На протяжении долгого времени из огромного царства пернатых я замечал лишь хищников, стервятников и птиц, годившихся в пищу. Впрочем, если перечислять по видам, то даже из этой ограниченной выборки набирался внушительный список, и совесть моя несколько успокоилась. Тем не менее я дал себе слово, что отныне буду обращать на птиц больше внимания и спрашивать Мэри обо всех неизвестных мне видах.