Глава третья
Встав на рассвете, я пошел в столовую: следовало проверить линию обороны. Мы с Кейти по-армейски тщательно проинспектировали лагерь, причем даже такой педант, как Кейти, не нашел, к чему придраться. Мясо было аккуратно завернуто в марлю и подвешено; его с лихвой хватило бы на три дня. Кое-что уже пошло на шашлыки: ранние пташки толпились у костра, поджаривая завтрак. Мы обсудили план действий в случае нападения мау-мау на лагерь или на одну из четырех шамб.
— Хороший план, — сказал Кейти. — Только они не придут.
— Слышал, ночью был момент, когда все затихло?
— Слышал, — улыбнулся он. — Леопард охотился.
— Не пришло в голову, что это они?
— Пришло. Но это не они.
— Добро, — сказал я. — Передай Мвинди, что я жду у костра.
У костра, возрожденного из вчерашних головешек, я налил чаю и уселся поджидать Мвинди. Чай уже остыл, но догадливый Мвинди пришел со свежим чайником. Он был не менее консервативен и педантичен, чем Кейти, и шутили они одинаково, только Мвинди был грубее. Немолодой и лицом похожий на китайца, английский он знал неплохо, хотя понимал больше, чем мог сказать. Его обязанности заключались в уборке кроватей, приготовлении ванн, уходе за обувью и стирке. Он также был ключником и имел доступ к моим деньгам. Деньги хранились в жестяной коробке под замком. Мвинди нравилось, что ему доверяют, как доверяли слугам в старину. Он учил меня языку камба, причем его интерпретация сильно отличалась от того, чему учил меня Нгуи. Ему казалось, что я и Нгуи дурно влияем друг на друга, но он был слишком стар и слишком циничен, чтобы огорчаться из-за вещей, не мешавших его работе. Свою работу он любил, подходил к ней ответственно, и благодаря его стараниям жизнь в лагере была приятной и упорядоченной.
— Бвана звал? — спросил Мвинди торжественно, даже хмуро.
— У нас в лагере слишком много ружей и слишком мало патронов.
— Никто не знает. Ты привозишь тайно из Найроби. В Китанге люди ничего не видят. Мы всегда прячем, на виду ничего. Никто не видит, никто не знает. Ты спишь всегда с пистолетом.
— Верно. Но на месте мау-мау я непременно напал бы на лагерь ночью.
— Ты бвана, они мау-мау.
— Тоже верно. Тем не менее, когда отлучаешься из палатки, кто-то должен остаться вместо тебя. Надежный человек с оружием.
— Поставь снаружи, бвана. Только не внутри. Пусть охраняют снаружи. Внутри отвечаю я.
— Хорошо, будут охранять снаружи.
— Если пойдут к лагерю, кругом открытое место. Люди заметят, бвана.
— Я и Нгуи раза три подходили к лагерю, рядом с фиговым деревом, и по лагерю ходили из конца в конец. Никто не заметил.
— Я заметил.
— Правда?
— Дважды.
— Почему же не сказал?
— Разве надо говорить, когда вижу тебя и Нгуи?
— Ладно, добро. Ты понял насчет часового? Если меня и мемсаиб в палатке нет, а тебе надо отлучиться, — ставь часового. Если мемсаиб в палатке одна, а тебе надо отлучиться — ставь часового.
— Ндио, бвана. Почему чай не пьешь? Остывает.
— Сегодня устрою ловушки вокруг палатки. А на дерево повешу фонарь.
— Мзури. Вечером будет большой костер. Кейти сейчас прикажет, привезут дрова, потом шофера отпустит. Только эти люди, мау-мау — они не придут.
— Почему ты так уверен?
— Потому что глупо. Зачем лезть в ловушку? Мау — мау не дураки, они камба.
Я сидел у костра и не спеша потягивал чай. Масаи были мирными крестьянами, реже воинами, но только не охотниками. А камба, наоборот, занимались преимущественно охотой; лучших следопытов, чем они, я не встречал. Однако их охотничьи угодья разорил и опустошил белый человек, и теперь им приходилось охотиться на масайских землях, так как их собственную землю заняли под плантации, и в засуху, когда гиб урожай, скоту негде было пастись.