Проблемы души нашего времени

Этот ценный и показательный случай является наглядным образчиком произвольности объяснения в рамках état prélogique – видимо, потому, что нам это объяснение представляется абсурдно алогичным. Но мы считаем его таковым лишь потому, что в своих суждениях исходим из совершенно иных предпосылок, нежели первобытные люди. Если бы мы, подобно первобытному человеку, были искренне убеждены в истинности существования колдунов и других таинственных сил (как убеждены в существовании так называемых естественных причин), то такая последовательность причин и следствий виделась бы нам совершенно логичной. По сути, первобытный человек не более и не менее логичен, нежели мы сами. У него просто иные предпосылки. В этом и кроется все отличие. Первобытный человек мыслит и живет, опираясь на иную систему ценностей. Все, что происходит не вписываясь в привычный порядок вещей, все, что поэтому беспокоит, пугает или удивляет, сводится для первобытного человека к области явлений, которые мы сегодня признаем сверхъестественными. Причем для него в этом нет ничего сверхъестественного, это обыденность чувственно воспринимаемого мира. Для нас, к примеру, естественным будет следующее объяснение: дом сгорел, потому что в него ударила молния и подожгла. Для первобытного человека столь же естественно будет сказать: колдун воспользовался молнией для того, чтобы поджечь именно этот дом. Таким образом, в мире первобытного человека не существует ничего, что, будучи в известной мере необычным или поразительным, не имело бы тех или иных принципиально сходных объяснений. Однако поступает он в точности как мы – не анализирует свои предпосылки. Для него априори ясно, что болезни и другие бедствия обусловлены влиянием духов или колдовством, а нам с самого начала понятно, что болезнь имеет так называемую естественную причину. Мы столь же мало помышляем о колдовстве, как он – о естественных причинах. Его духовная работа, в себе и для себя, принципиально ничем не отличается от нашей. Различие, как я уже говорил, состоит исключительно в предпосылках.

Высказывалось предположение, будто первобытным людям присущи другие чувства и другая мораль, так сказать, в известной мере, другая душа, иной нрав. То есть что их мораль принципиально отличается от нашей. Один негритянский вождь, когда его спросили о разнице между добром и злом, ответил: когда я отнимаю у врага его жен, это благо, а когда он похищает жен у меня – это зло. Во многих местах наступить на тень человека – значит смертельно его оскорбить; еще, например, непростительным грехом будет снимать шкуру с тюленя железным, а не кремневым ножом. Но давайте проявим честность: разве у нас не считается грехом есть рыбу с помощью ножа? Или находиться в помещении в головном уборе? Здороваться с дамой, не вынув сигару изо рта? Словом, среди нас, как и у первобытных дикарей, многое признается несовместимым с этическими правилами. Существуют храбрые и верные охотники за головами, а также те, кто благочестиво и добросовестно исполняет жестокие ритуалы, совершает убийства из самых святых убеждений; все, чем мы восхищаемся в верности этическим позициям, имеет место и у первобытных людей. Добро для них такое же благо, как и для нас, а зло ничуть не лучше нашего зла. Иными являются только формы, но этические функции неизменны.

Высказывалось также мнение, согласно которому чувства первобытного человека острее наших и вообще отличаются. Это лишь профессиональное отличие ощущения места, а также слуха и зрения. Если дикарь сталкивается с чем-то, что выходит за пределы привычного восприятия, он становится на удивление медлительным и неуклюжим. Я показывал прирожденным охотникам, обладавшим орлиным зрением, иллюстрированные журналы, в которых у нас каждый ребенок тотчас распознает изображения человеческих фигур. Мои охотники равнодушно листали страницы, пока наконец один из них, проведя пальцем, вдруг не воскликнул: «Это же белые люди!» Данному открытию он от души, как младенец, обрадовался.

Часто мнящаяся неправдоподобной способность первобытного человека чувствовать свое местонахождение является, по существу, профессиональной и объясняется абсолютной необходимостью правильно ориентироваться в диких лесах и саваннах. Даже европеец после недолгого пребывания в таких условиях – из страха заблудиться, несмотря на компас – начинает обращать внимание на приметы, о которых ранее не помышлял даже во сне.