Все эти факторы по-прежнему действуют в нашем психическом, сменились только их выражение и оценки, но фактическое существование и активность сохранились. То обстоятельство, что сегодня они понимаются как психические величины, представляет собой новую формулировку, новое выражение, которое, возможно, позволит нам выявить новый способ взаимодействия с бессознательным. По моему мнению, такую возможность нельзя упускать, ведь коллективное бессознательное ни в коем случае не отнесешь к темным закуткам психического: это громадное хранилище исторического опыта, накопленного за бесчисленные миллионы лет, отголосок доисторических событий, к которому каждое столетие добавляет беспредельно малую толику вариаций и дифференциаций. Поскольку коллективное бессознательное есть именно отпечаток всех мировых процессов (
Наука никогда не будет мировоззрением, она всегда не более чем инструмент. Возьмем мы этот инструмент в руки или нет, зависит от того, каким мировоззрением мы уже обладаем, так как нет на свете человека, вообще лишенного мировоззрения. В крайнем случае он располагает мировоззрением, которое навязано ему воспитанием и окружением. Если ему подсказывают, цитируя Гете, что «счастлив мира обитатель // Только личностью своей»[117], то он без колебаний ухватится за науку и ее выводы, чтобы, используя их в качестве инструмента, создать мировоззрение и тем самым собственное воплощение. Но если унаследованные убеждения твердят, что наука – не инструмент, а цель сама по себе, то он последует призыву, который за последние приблизительно сто пятьдесят лет звучит все громче и громче и который на практике подчиняет себе умы. Тут и там отдельные индивидуумы отчаянно ему сопротивляются, поскольку, с их точки зрения, высший смысл жизни заключается в совершенствовании человеческой личности, а не в дифференциации практик, которая неизбежно ведет к крайне одностороннему развитию конкретной склонности, например, потребности в познании. Если наука выступает самоцелью, то
За последние сто пятьдесят лет мы стали свидетелями избытка мировоззрения, и это доказывает, что сама идея мировоззрения дискредитирована: ведь чем труднее лечить болезнь, тем больше предлагается лекарств, а чем больше лекарств, тем сомнительнее каждое из них. Создается впечатление, что мировоззрение постепенно превращается в нечто устаревшее.