– Я никогда не поступлю так… с ним, – поклялась я. – И никогда не сделаю ему больно.
– Правда? – Ее брови взлетели вверх. – До сих пор ты только и делала, что причиняла ему боль.
Я растерялась, не понимая, о чем она. Краем уха я слышала отзвуки последнего звонка на урок, но никто из нас даже не порывался уйти.
– Райдер много лет жил с чувством вины, из‑за тебя, – прошипела Пейдж, раскрасневшись от злости. – Он понятия не имел, где ты и как ты, и во всем винил себя.
– Это…
– И теперь ты вернулась и пытаешься убедить его в том, что он по‑прежнему должен защищать тебя от всего. Думаешь, ты единственная, кому тяжело живется?
Я вовсе так не думала.
– Представь себе,
О боже.
– Но ты никогда не умела позаботиться о себе, и с годами ничего не изменилось. Господи, ты даже не можешь встать перед классом и произнести этот чертов доклад! – Ее голос стал угрожающе спокойным, когда она нанесла самый меткий удар. – Как ты думаешь, почему никто в классе тебе и слова не сказал по этому поводу? Любого другого съели бы заживо, но никто не станет этого делать, зная, что за тобой стоит Райдер. О нет, они видят, кто тебя опекает, и понимают, что с тобой лучше не связываться. Но он не может вечно служить тебе. Придет день, когда ты не сможешь справиться с очередной своей проблемой, не сможешь постоять за себя, а его не окажется рядом. Ты упадешь, и ему останется лишь собирать осколки, и он опять будет винить себя. Вот как будет. Так будет всегда для вас двоих.
У меня отвисла челюсть, и я отпрянула назад.
– Даже сейчас. – Ее голос понизился до шепота. – Ты опять не можешь постоять за себя. А знаешь, что? Ты, пожалуй, права. Ты не слишком хороша для него. Он заслуживает лучшего.
Пейдж гордо удалилась, оставляя меня посреди пустого зала, наедине с правдой.
Я проснулась ранним субботним утром и взялась за резьбу. За несколько часов я искромсала не один кусок мыла. В моей комнате пахло «Ирландской весной». После обеда на третьем куске мыла выросли крылья, скрепленные тельцем не шире моего большого пальца.
Ночью я плохо спала.
Кошмары будили меня каждые пару часов, и вовсе не из‑за предстоящей вечеринки. Нервы совсем расшатались.
Слова Пейдж не давали мне покоя.
Жестокие и злобные, и в то же время правдивые. Да, я далеко продвинулась, но… все равно осталась
Ни вчера.
Ни когда Карл высмеял мою идею социальной работы.
Ни когда Роза и Карл заключили сделку с мистером Сантосом.
Кто бы мог подумать, что у нас с Пейдж столько общего. Тоже из неблагополучной семьи, она до сих пор жила в этом аду, но, в отличие от меня, как‑то
Я добилась некоторых успехов, но не стала… сильной. Я до сих пор шаталась, хрупкая, как стекло. И знала, что если упаду, то рассыплюсь, и Райдер будет собирать мои осколки… и снова винить себя. Пейдж права. Это все, что у нас есть.
Но я не могла позволить, чтобы так оставалось и дальше.
К тому времени как пришла пора собираться на вечеринку, из куска мыла родилась бабочка. Я никогда не делала таких фигурок. Она еще требовала доработки, и я осторожно положила ее на стол и повернулась к шкафу.
Вечеринка представлялась мне знаковым событием, но настроение испортилось, когда я примерила платье, которое выбрала накануне вечером, когда получила разрешение от Розы и Карла. Ярко‑синее, с рукавом три четверти. Я надела его с черными колготками и балетками. Образ получился не то чтобы шикарный, но, как мне казалось, довольно милый.
Стоя перед зеркалом, я задержала на себе взгляд. Этого оказалось достаточно, чтобы снова услышать слова Пейдж. Я опять думала о риторике, о том, почему никто из класса не возмутился моим привилегированным положением. Как только эта мысль ушла, в памяти всплыла картинка из прошлого.
–