Лео восторженно рассмеялся, увидев ворота Уфриса, его поросшие лишайником стены, на которых двигались пятна света. Он помнил свои чувства, когда впервые попал сюда, еще мальчишкой, – такой трепет, такая романтика, такая свобода! Оказаться на Севере, в стране героев!
Он пришпорил коня и поспешил в гущу новых лачуг и домов, оставив Антаупа, Йина и остальных позади, вместе с экипажем и повозками. Савин держалась рядом. Вместе они проехали в ворота и зацокали по мощеной улице. Люди с грязными лицами, в бесцветной одежде глазели в изумлении, когда они проезжали мимо. Здесь многое изменилось. Появились новые здания – возможно, на месте тех, что спалил Стур Сумрак. Эти здания были лучше, крепче: камень и сланец вместо дерева и прутьев.
– Старый добрый Уфрис! – Он глубоко вдохнул знакомые запахи овечьей шерсти, навоза, печного дыма и морской соли. Для него они имели сладкий привкус счастливых воспоминаний. – Здесь я провел лучшие годы моего детства. Я знаю здесь все закоулки!
– Похоже, в этом нет ничего сложного, – насмешливо усмехнулась Савин. – Кажется, ты говорил, что Уфрис – один из самых крупных городов на Севере?
– Да.
Заново взглянув на город ее глазами, привыкшими к масштабам Адуи и пышности Агрионта, Лео не мог не признать, что он выглядит жалким, нищим, примитивным. По какой-то причине его это уязвило.
– Может быть, здесь меньше великолепия, чем в Срединных землях, зато это честные люди, – резко сказал он. – Добрые люди. У них есть свои понятия, которых они держатся. Они великие воины, с детства воспитываются с мечом в руках. Рикке будет нам надежным союзником. Она – одна из самых сердечных, правдивых, искренних людей, которых я знаю!
Савин невозмутимо отвела взгляд.
– Возможно, тебе стоило жениться на ней.
Дальше они ехали в молчании.
Лео наизусть знал расположение каждой кривой потолочной балки в замке Ищейки. Помнил, как он взбирался туда, между резными изображениями животных, деревьев и лиц, и сидел, съежившись в тени, наблюдая, как Ищейка внизу спорит со своими Названными. Скамья, накрытая вытертой черной овчиной, была по-прежнему здесь – на ней старый вождь обычно выслушивал жалобы своих людей, подперев кулаком острый подбородок. Очаг все так же сиял, по углям с шорохом пробегали красно-оранжевые волны, жар окатил лицо Лео, когда он подошел ближе.
Но были и перемены. Во времена Ищейки в зале всегда кипела жизнь. Теперь здесь стояла хрупкая тишина, заставлявшая Лео чувствовать себя виноватым за звук каждого шага. Раньше в это время года ставни были бы широко распахнуты навстречу морскому ветерку. Теперь на окнах висели шкуры, разрисованные кругами рун, так что в зале царил полумрак. Здесь появился новый запах: странный, сладковатый и резкий, словно подгоревшее печенье. На одной стене сумрачным стадом теснились черепа – рогатые черепа баранов и быков, оленей и еще каких-то крупных зверей, которых он не знал. Возможно, обитателей дальнего Севера, где не светит солнце, а слова расплываются, превращаясь в миф.
– Лео! Савин! Я по вас скучала.
И из теней к ним выплыла Рикке, широко раскрыв руки, обвешанные болтающимися браслетами, шнурками и оберегами, и встала в столбе света, падавшего из дымового отверстия.
Лео едва не отступил назад, так он был потрясен. Ее лицо покрывало огромное темное пятно. Татуировка. Черные руны, черные линии, черные стрелки шли полумесяцем от ее щеки, закрывая половину лба, вплоть до самой переносицы. Ее правый глаз стал белым, с крохотным молочным пятнышком в центре, а жадный зрачок левого поглотил всю радужную оболочку, зияя, словно разверстая могила.
– А-а, ты об этом? – Она провела рукой в воздухе перед своим лицом. Раньше оно было круглым и мягким. Теперь это были сплошные острые углы и черные провалы. – Я все время забываю.
Рикке постучала себя по черепу длинным пальцем. Волосы с левой стороны были коротко острижены, а с правой отросли, торчали пучками и свисали дикими нечесаными прядями.
– Отсюда-то мне не видно, но, говорят, мои татуировки, глаза и все прочее… могут малость обескуражить человека.
– Ничего подобного, – выдавил Лео. – Просто… это было неожиданно.
Золотое кольцо, продетое в ее носу, шевельнулось от улыбки. Для этой улыбки было трудно подобрать слова, но «сердечная», «правдивая» и «искренняя» к ней точно не подходили.
– Помните, у меня раньше были припадки? Лео-то точно помнит. – Она подмигнула ему. Еще бы, ведь первый ее припадок он увидел, когда они лежали вместе, голые, на сеновале. – Так вот это – мое лекарство.
– Лекарство?
Рикке ткнула пальцем в свой молочно-белый правый глаз:
– Этот глаз боролся с тем, так что с ним пришлось расстаться. Теперь мои видения стали гораздо яснее.
Она наклонилась к нему и тихо пробормотала, прикрывшись ладонью:
– И я больше не обсираюсь каждый раз. Хотя это по-прежнему я! – Она врезала ему по руке, шутливо, но крепко. – Более или менее.
– Можно посмотреть поближе? – спросила Савин, подходя к ней без малейших признаков смущения. – Мне доводилось видеть множество разрисованных лиц, но я еще не встречала такой тонкой работы.