Проблема наблюдателя (СИ)

Она помедлила, а затем сказала, обращаясь к Вячеславу.

- Вообще-то, у нас ничего такого не бывает, как он пишет. Никакой мистики. Вот только рация иногда барахлит, это можно к мистике отнести? Сама включается и что-то балабонит, хотя в радиорубке все выключено. Причем ночью, зараза, когда только уснешь. Или вот входная дверь иногда открывается. Но это у нее замок сломан.

Вячеслав живо отхлебнул горячего чая, закивал согласно и заинтересованно.

- Что, неужели совсем ничего не бывает? Не поверю ни в жисть.

- Только железная дорога интересует? - спросила проводница. - Могу из жизни рассказать.

И добавила:

- Если интересно.

Вячелаву, судя по его виду, интересно было все, лишь бы скрасить поездное томительное время.

Антон вполуха слушал про золовку, про кота, шипящего на пустоту возле дивана, про деда, явившегося кому-то дальнеродственному глубокой ночью на девятый день.

Вранье, вранье это все, наплывала яркая жгучая мысль. Никто из них не приходит. Это мы ловим случайные шорохи, песни осенней листвы, отблески луны на обычном, звоны и скрипы нашего мира и лепим, лепим из них потустороннее. Призываем в свидетели яркие сны, путаем явь и околосонные грезы. Пишем трактаты о непознанном, раззадоривая свою фантазию.

Ну что Жеке стоит подать знак, хотя бы единожды, мимолетно, пусть во сне? Но вместо того - холодное молчание толстого мутного стекла. Что за ним - не разобрать, но сюда не доходит ни единый звук, ни единое дрожание.

Вот и все доказательства.

Антон тяжело вздохнул. На чем они схватились последний раз? Кажется, на камнях Ики. Да, точно. На черных и белых камнях и каменищах, найденных в середине прошлого века в Перу, с изображением непростых взаимоотношений людей и динозавров, людей и беременных женщин, людей и звезд. Древняя цивилизация, взахлеб убеждала она, испанские хронисты шестнадцатого века, наука скрывает неудобные факты! Ну и что, что никаких испанских хронистов не нашлось, а единственный летописец в том самом манускрипте ничего и близкого не писал. Ну и что, что цивилизация, достигшая высот развития, не будет пользоваться большими кухонными ножами, как универсальным средством познания мира. И вырезать примитивные рисунки на гальке не будет. Хотя бы потому, что текст гораздо информативнее пиктограмм.

Ты меня не убедишь, заявила Жека. Все правильно, потому что ничего рационального в ее доводах не имелось. Только вера. При том, что за плечами громоздился математический факультет универа, чистейшей дистилированной воды математика и суровая логика, выстраивавшая цифры и символы в стройные ряды множеств и пространств.

Может, ей просто не хватало перчинки в жизни? Нелюбимая бухгалтерия, которой пришлось заниматься для жизни. И жизни этой намного больше, чем души. При таких-то волшебно ясных глазах, губах, рожденных больше для ночного звездного неба, чем для унылых бухгалтерских лобзаний телефонной трубки...

- Да, - сказал Вячелав. - Это у вас сдвинулась точка сборки. Очень похоже, что вы вышли в астрал. Наука, разумеется, этого не признает, потому что консервативна по природе. В восемнадцатом веке, например, Французская Академия Наук заявила про метеориты, что камни с неба падать не могут. Потому что такого не может быть. Ученые никогда не принимали неудобную для себя информацию. Мафия...

Антон заворочался, двинул подушку, потом не выдержал и встрял в разговор.

- Не нужно слушать всякие глупости. Это обычное переходное состояние между сном и бодрствованием. Его еще называют осознанным сновидением. Ничего необычного, только очень ярко, очень волнующе и очень запоминающе.

- Удивительно, - пожал плечами пухлый Вячеслав, - как люди могут рассуждать о том, о чем не имеют ни малейшего понятия?!

Он фыркнул, брезгливо сжал губы и посмотрел на проводницу, мол, чего с болтуна возьмешь.

- Уж об этом знаю, - бросил Антон и замолчал.

И Жека об этом знала. И муж ее первый знал. Нет-нет, никаких бредней про хакеров сновидений, отважно исследующих другие миры и борящиеся за... за... всеобщее счастье? Мир во всем мире? Прогресс? В самом деле, за что они боролись, безвестные болтуны и провокаторы, писавшие в Интернете про сны и досыпания.

Все было просто и прозаично. Лаборатория, вовсе не белая, а серая, замызганная, с неровными колерами стен и требующая побелки. Постоянно мерцающая и цикающая лампа дневного света, вторая от окна. Куча приборов, липучки, которые нужно было прикреплять к голове. И минуты, когда все ждут, когда ты заснешь, и ты сам ждешь, а сон не идет. Прячется где-то, а вместо него лезут всякие глупые мысли: ну зачем Жека вышла замуж именно за этого в белом халате, язвительного и бестактного, вместо того, чтобы выйти замуж за него, Антона.

На волне энтузиазма они пробовали даже увидеться во сне. И возможно, виделись. В странном помещении у белого маяка на краю обрыва, под которым до самого горизонта волновалось серо-зеленое море. Но потом азарт схлынул, увязнув в бесчисленных журналах, фазах сна, ритмах и биениях линий мозговой активности.

Муж Жеки благополучно подошел к диссертации. И защитился бы...