Проблема 92

— Нет, не нашли, — сказал уполномоченный, — есть основания полагать, что контейнеры вместе с радием были переправлены через пролив в Англию. Что же касается заводов в Рьюкане, то вокруг них кипит упорная борьба. Английская авиация взяла их, как говорится, под особый контроль. Мы не случайно коснулись здесь проблемы сырья. Она, как вы видите, весьма объективно отражает общее состояние дела.

— Получается, что немцы стали здесь монополистами? — спросил Капица. — Норвежская тяжелая вода, чехословацкий уран! Если они нацелятся еще и на Бельгийское Конго…

— Могу дать информацию и по этому вопросу, — уполномоченный заглянул в блокнот. — Управляющий фирмой «Юнион миньер дю О'Катанга» Эдгар Сенжье в октябре тридцать девятого года уехал в Нью-Йорк, откуда продолжает руководить всеми работами концерна. Причем единолично! Судя по тому, что перед самым выездом из Бельгии он распорядился отправить в США весь наличный запас радия и всю находившуюся на складах обогатительных фабрик в Оолене урановую руду, он работает не на немцев. Более того, в конце сорокового года, видимо опасаясь немецкого вторжения в Конго, он приказал своим представителям в Африке переправить в Нью-Йорк всю находившуюся на шахтах Шинколобве урановую руду. И это было сделано. Естественно, тайком, на судах, плавающих под нейтральными флагами. Через порт Лобаго в Анголе в Нью-Йорк было переправлено около полутора тысяч тонн руды. — Он сделал многозначительную паузу и, акцентируя каждое слово, подытожил: — До последнего времени вся она находилась в пакгаузах на острове Стэйтон Айленд.

— До последнего времени? — переспросил Иоффе. — А сейчас?

— Я правильно сказал: до последнего времени, — повторил уполномоченный.

— Ясно, — Иоффе откинулся на спинку кресла.

— Прошу заметить, — погладил свою седеющую эспаньолку Хлопин. — Руда Катанги фантастически богата. Она содержит до шестидесяти пяти процентов чистой окиси урана, в то время как руды, добытые в Канаде и Южно-Африканском Союзе, имеют в своем составе лишь десятые, а то и сотые доли процента.

— Очень важное замечание, — сказал уполномоченный. — Спасибо. Картина, таким образом, вырисовывается достаточно ясная: как противник, так и союзники в обстановке строгой секретности выковывают атомное оружие.

— Весь вопрос в том, насколько те и другие продвинулись вперед, — сказал Капица.

— У американцев богатейшие ресурсы, — сказал Иоффе. — И много высококвалифицированных специалистов. В том числе эмигрантов из Европы. Среди них есть ученые с мировыми именами. Многих из них я знаю лично.

— На основе этого вы делаете заключение, что американцы идут впереди? — спросил Кафтанов.

— Я бы скорее назвал это предположением, — уточнил Иоффе.

— Но Гитлер прибрал к рукам всю Европу, весь ее экономический потенциал, — возразил Капица. — Располагает он и необходимыми научными кадрами, хотя и не столь многочисленными, как в Америке. Поэтому нужно отнестись со всей серьезностью именно к атомным разработкам в Германии.

— Нам, конечно, далеко не безразлично, кто первым создаст бомбу: враги или друзья, — продолжал уполномоченный. — Но тот факт, что союзники ведут свои исследования в полной тайне от нашего правительства, от нашей страны, взвалившей на свои плечи все тяготы войны, тоже наводит на кое-какие размышления.

— Поэтому мы бы предпочли, — Кафтанов поднял глаза от блокнота, в котором делал по ходу беседы записи, — сделать новое оружие своими руками.

— Уже есть правительственное решение? — поинтересовался Капица.

— Пока еще нет, — ответил Кафтанов. — Но нашу с вами беседу можно рассматривать как этап в подготовке его. Благодарю всех за помощь… А сейчас, товарищи, прошу в нашу столовую. Вы же, так сказать, прямо с корабля на бал.

Академики поднялись со своих мест и пошли к дверям.

— Задержитесь на минутку, Абрам Федорович, — Кафтанов взял Иоффе под руку. — Кого бы вы поставили во главе всей проблемы? — тихо спросил он, когда они остались вдвоем в кабинете. — Кто бы мог возглавить и научный коллектив, и все атомное производство?

— Игорь Васильевич Курчатов, — без тени сомнения ответил Иоффе.

— Хорошо, — Кафтанов прищурился, запоминая новое для него имя. — Я доложу об этом правительству.

НАЧАЛО

Канаш — Кибечи — Шоркистры…

Поезд приближался к Казани. В приспущенное окно врывался порывистый ночной ветер. Пахло серой. Стук колес отдавался под самым сердцем назойливым тошнотным обмиранием.

Когда почти неразличимая боль легким эхом отозвалась в левой руке, Курчатов достал из жилетного кармашка пробирочку, зубами вытянул резиновую пробку и вытряс в согнутую ладонь пропитанный нитроглицерином кусок сахару. Несколько минут посидел он, откинув голову к стенке, с закрытыми глазами, а затем поднялся и осторожно, чтобы не задеть чьи-нибудь торчащие ноги, вышел в тамбур.

Там было холодно и темно. Колыхался под ногами железный пупырчатый пол. Пахло туалетом. Но освежающая маслянистая горечь во рту уже медленно расплывалась по всему телу. Боль отпускала, и на смену ей приходила бодрящая раскованность.