— Точно! — Петржак демонстративно зашвырнул в ящик коробку со сверлами. — Теперь до тебя явно дошло. Гляди-ка, — он схватил со стола пластину и быстро укрепил ее на валу. — Крути! Только не очень шибко.
Флеров скептически покосился на импровизированный станочек, но ничего не сказал и, подойдя к столу, взялся за ручку.
— Давай, — скомандовал Петржак и кинулся к вытяжному шкафу.
Пластина медленно завертелась. Флеров прибавил обороты, и она превратилась в туманный круг.
— Чуть медленнее, — Петржак принес плошку с урановой окисью на шеллаке и кисти. Присев на корточки, он обмакнул кисть и осторожно коснулся ею пластины.
— Почему снизу? — удивился Флеров. — Сверху же куда удобнее. — Затея с механизированной раскраской его явно заинтересовала, и, как только Костя отнял от пластины кисть, он остановил дрель.
— Ты чего? — поднял голову Петржак.
— Давай поглядим, как получилось.
— Чего там глядеть! Хорошо получилось. Я уже пробовал. — Он распрямился и пошел к сушильному шкафу. — вот! — Он торжествующе распахнул дверцы и, взяв пинцет, осторожно достал свежевыкрашенную пластину. Серебристо-черную и матовую, как графит. Краска лежала тонким и ровным слоем, словно после гальванопластики.
— Потрясающе! — прошептал Флеров. — Что же ты молчал! — Он метнулся к дрели, нетерпеливо отвинтил пластину и осторожно ее перевернул. В пыльном косом луче из окна четко различался непросохший еще смоляной круг. Флеров повертел пластину и так и этак, но не нашел ни единой бороздки, ни малейшего пузырька. — Нет, это же великолепно! — он радостно потер ладони. — Как ты додумался?
— Чудак человек! — усмехнулся Петржак. — О чем я тебе все время толкую?
— Ты? — Флеров недоуменно поднял брови.
— Кто же еще? Разве не разобъяснил я тебе, что такое судьба?
— Судьба? При чем здесь судьба? — Флеров не выпускал пластину из рук. Любовался ею, как редким самоцветом, серебрящимся в пыльных солнечных струях.
— Я, Юра, другому удивляюсь, — Петржак осторожно отнял у него пластину. — Как это мне сразу в голову не пришло? Даром я, что ли, протрубил столько лет на фарфоровом заводе? А ты спрашиваешь, почему снизу, почему судьба… Я же блюдца да чашки так разрисовывал! Притом именно снизу! Только так краска ляжет тонким слоем, не застоится в каплях. Вот и говори теперь, что судьба — это не самопредопределение! Судьба — это весь твой жизненный опыт… Так?
— Пусть будет так, — согласился Флеров. — Но дрель — это гениально. Давай красить.
Однако в процессе работы стали выявляться и недостатки нового метода. На больших оборотах со станка, как искры с точильного колеса, летели черные брызги.
— М-да, поработали, — поскреб макушку Петржак, когда обнаружилось, что все вокруг, словно тушью, забрызгано урановой окисью. — С нас теперь головы снимут.
— Подумаешь! Почистим, — беспечно отмахнулся Флеров.
— Легко сказать! — Петржак критически оглядел лабораторию. — Пол еще как-нибудь удастся отдраить. Железки можно отмыть в спирте, а вот как быть со стенами?
— Надо было завесить их газетами.
— Мужик всегда задним умом крепок.
— На это никакого спирта не хватит, — Флеров попытался отколупнуть приставшую к стене черную бусинку. — Намертво въелась!
— И не думай! — Петржак сделал отстраняющий жест. — Шеллак — это вещь. Кирпичом, и то не отдерешь.
— Не надо кирпичом, — сказал Флеров. — Я бы не рекомендовал портить стены. За это замдир действительно голову оторвет. Лучше уж попросить еще бутыль спирта.
— На нас и так уже косятся за этот спирт!
— Гневу АХЧ предпочту косой взгляд Иоффе. — Сняв халат, Флеров разглядывал, насколько он запачкан ураном. — Мы и сами здорово извозились.
— Нет, к «Папе» я больше за спиртом не пойду. — Вытянул руки, словно отстраняя что-то, Петржак. — Он знает, что Курчатов и так отдал нам свои запасы. И вообще неприлично мыть стены таким веществом, как спиритус вини. Я думаю, их надо закрасить. И стол тоже.
— То есть как это — закрасить?
— Обыкновенно. Вот этот веер черный, веер драгоценный, — пропел Петржак, разглядывая наиболее крупные кляксы, — мы просто-напросто закрасим масляной краской. Да-с!
— Но это же уран! Активность!
— Сколько его там, этого урана? Капли! Ну положим краску потолще, и все дела. А халаты, — он стал расстегивать пуговицы, — сожжем. Вот и все. Согласен?
— Пойду за краской, — сказал Флеров.
Через много лет они узнали, что точно так же поступили и американские атомщики.