Пробить камень

— Ой, Филипп, — сказала Кира. — Кажется… кажется, Факир сюда идет. Вот черт, что мне делать?!

— Давно надо было смотаться, — буркнул Филипп. — И тебе, и… твоему Факиру. Тут сразу всем жить легче станет.

Спрятаться она не успела — Факир уже стоял в дверях, держа руки в карманах, и улыбался, не разжимая губ, только уголки его рта загнулись кверху. В те полсекунды, пока она скинула надетую туфлю и решила броситься в женскую уборную, она еще успела подумать, что в улыбке Факира не было ничего такого, что хотелось бы видеть в улыбке.

Филипп хмыкнул и отвернулся, предпочитая наблюдать за дальнейшим в синеватом зеркале над стойкой.

Факир вошел в бар.

— Здорово, Филипп, — сказал он, глядя на Киру с веселым бешенством.

Кира с поразительной быстротой соскочила с табуретки и кинулась было бежать через зал, но узкая белая юбка стесняла шаг. Факир перехватил ее в один миг и отпихнул к стойке. Кира оперлась о нее локтями, согнула колени и глядела на Факира. А он отступил назад, спрятал огромные ручищи и, покачиваясь на каблуках, улыбался. И она и Филипп ждали, что сию секунду он ее прикончит.

— Куда ж ты нацелилась, Кирочка? — промурлыкал Факир.

Осознав, что еще жива, Кира выпрямилась и даже гордо вскинула голову:

— Ну, в уборную, что ты, ей-богу…

Филипп, решив, что лучше скрыться, юркнул в закуток, именуемый кухней. Факир вошел в бар и запер за собою дверь. Главное, не молчать, решила Кира, а там видно будет.

— Знаешь, я тебя не понимаю, — заговорила она и украдкой потерла руку выше локтя: мускулы ломило от хватки Факира. — Зачем ты кидаешься на людей?…

— Стерва, воровка, — сказал Факир каким-то монотонным голосом. — Стырила мои деньги.

— И не думала.

— Врешь, дрянь. Я же дал тебе утром пятьсот рублей на жратву. Мало, что ли?! Почему выручку зажимаешь? Тебя видели с двумя клиентами, о которых я ничего не знаю.

— Факир, я же не… — Она отпрянула в сторону, потому что он шагнул к ней. — Факир, миленький, мне понадобилось в туалет. Вот я сюда и забежала. А деньги собиралась вечером отдать.

— Клади туфли на стойку. И сумку тоже, детка. Иди, а когда вернешься, я с тобой подзаймусь, чтоб ты усвоила, как нужно и как не нужно обращаться с миленьким Факиром. — Он опять улыбнулся и похлопал себя по карману.

Она знала, что там лежит. Все знали…

Шершавый влажный цемент холодил ноги. В окно не выскочишь — окон здесь нет, да если б и были… Кира отвернула кран умывальника и держала левую руку под горячей струей, сколько могла вытерпеть. Ее мутило от слабости и головокружения. Простыла, наверно, подумала она. Подняв глаза, она увидела свое отражение в зеркале на стене. «Хорошенькие голубые глазки, — подумала она. — У меня хорошенькие голубые глазки».

На пупырчатой стене над зеркалом было написано: «Машка, сука, помни, Геша тебя любит!»

Она перевела глаза с надписи на свое изображение.

— Это не про меня, — сказала она вслух.

Почему-то кружилась голова и клонило в сон. За дверью — Факир, в кармане джинсов у него маленький пистолет с полной обоймой патронов. Она помнила даже аккуратненькую выемку на рукоятке. Кира вдруг скорчилась от животного страха — в памяти отчетливо всплыла насечка на сизом металле, и невозможно было отогнать это видение. Перед этой стальной штукой ее тело казалось ей таким мягким и уязвимым, так легко войти в него пуле…

Кира снова почувствовала дурноту, потом чихнула — так и есть, простудилась, опять простудилась. Она подставила руки под горячую воду, умыла лицо и вытерлась грязным общим полотенцем. Когда уже Филипп повесит здесь бумажные? Наверное, никогда. По крайней мере, она этого уже не увидит…

Наверно, он все-таки ее убьет. Вообще-то это не очень больно. Раз — и готово. То, что Факир выстрелит, когда она войдет, казалось ей естественным и правильным. Почему и за что, она уже не очень понимала, но одно знала наверняка: Факир из тех, кто убивает.

— Не знаю, как быть, — сказала она зеркалу. — Почему я правда не уехала?

Ответ на это имелся и заключался в запутанных бытовых обстоятельствах, в могиле матери, еще кое в чем… но сейчас все это казалось ей таким несущественным и далеким… Почему я не уехала?!

Если он пальнет, не пускаясь в разговоры, если ей не надо будет слушать и смотреть на него, тогда она просто будет мертвая, и все.

— Я устала, — сказала она. — Выпить бы сейчас, тогда я пошла бы и плюнула ему в рожу… Ладно. Живи быстрей, люби горячей, умри молодым. Я больше никогда не буду бояться. Никого и ничего.

Она отперла задвижку и вышла из туалета.

Филипп протирал, кажется, все тот же стакан.

Факир вытряхнул на стойку все, что было в ее сумочке: деньги, косметичку, презервативы. И теперь рассматривал ее карточку с покойной матерью.

Она подошла поближе и остановилась, глядя в пол, а Факир вцепился ей в плечо и очень медленно стал говорить о своем пистолете, о том, что вот он достанет сейчас свою родимую пушечку, сунет ее Кире в рот и приткнет к самому небу, и когда он нажмет собачку, мозги ее заляпают потолок, и так далее, и так далее. Он любил лирическую декламацию на эту тему, и Кира почему-то всегда слушала его как завороженная.