Пробить камень

Ситуация представлялась на редкость идиотской. Вернуться на ночь к однокласснице? А что еще делать?! Только надо сперва ей позвонить, а то день больно удачно складывается. Кое-как Ермилов дотащился назад к лифту, к телефонам, сумки уже нереально отяжелели. Принялся обреченно звонить. Трубку не снимали. А ключ от квартиры Ермилов уже вернул, хотя одноклассница и настаивала, чтобы оставил себе, мало ли что. Но ехать наобум было рискованно — она человек малопредсказуемый, из тех, что могут выйти за сигаретами и вернуться через неделю… Вот влип. Ну и к кому теперь? Куда? Из-за соседнего квартала дугой маячила гостиница «Космос». Кое-какие деньги имелись, но на «Космос» их вряд ли бы хватило. Надо было искать ночлег подешевле.

В трамвай он сесть не успел, потому едва занес ногу на подножку, прямо на него сверху выскочила Кира.

— Как в кино, — пробормотал Ермилов, восстанавливая равновесие.

— На том стою, — засмеялась она. — У нас теперь так и должно быть, — как в кино. А вот у тебя что, это хобби такое, в жару с большими сумками туда-сюда разъезжать? Или вес сгоняешь? — Она критически осмотрела Ермилова. — Нет, не похоже. Или ты жить в этом трамвае собираешься?

— Нет, конечно, я… — замялся Ермилов, проклиная себя за неловкость, за элементарное отсутствие чувства юмора, за неумение вести динамичный диалог, в конце концов. А ведь с самим собой так хорошо получается. — Это долго объяснять. Я просто еду и… все.

— Не вселился, ясно как день, — сообразила Кира. — И куда теперь?

Ермилов не смог сказать, что в гостиницу, и соврал:

— Хочу найти кого-нибудь из друзей. У меня в Москве есть одноклассник.

— Как-то ты не сильно уверенно об этом говоришь, — заметила Кира.

— Боюсь, что его дома может не быть…

— Хм. Я собираюсь пошляться по городу. Взять тебя с собой? Можешь пока забросить сумки в мою комнату.

Ермилов посмотрел на нее и подумал: «Сегодня я и ночевать буду в ее комнате» — и тут же выругал себя, сам не понимая за что. Совершенно незнакомы? Ну и что? «Тебе сколько лет, парень?» — эту фразу ему частенько говорил отец, когда Ермилов ставил его в тупик.

Через десять минут они снова вышли на улицу. Уже отчетливо наступил вечер, жара спадала, но все еще было светло.

— Что станем делать?

— Пойдем в кино? — предположил Ермилов.

— Издеваешься? — Кира поддержала разговор в вопросительной интонации. — Ты представляешь себе, сколько нам этого добра предстоит в ближайшие пять лет? Поехали на Арбат.

— Я, конечно, провинциал, — сказал Ермилов, тщательно подбирая слова, — но не до такой же степени. Это, не сочти за обиду, как-то пошловато…

— «Не сочти за обиду»! Еще не встречала во ВГИКе никого, кто бы так разговаривал. Слушай, провинциал, ты откуда взялся?

— Из Лондона… — И он тут же пожалел, что это сказал. — Да нет, из Новосибирска. Я в Новосибирске жил. А отец в Лондоне уже много лет работает. Последние полгода я у него был.

— Я хочу там кое на кого поглазеть — на Арбате. И тебе не вредно будет, провинциал из Лондона-Новосибирска. Ты же режиссер?

— Лет через пять, возможно, стану. — Ермилов с неудовольствием почувствовал, как рот невольно разжимается в улыбке. Как это красивые женщины умеют заставить тебя почувствовать себя самодовольным идиотом?

Кира

На Арбате был обычный джентльменский набор — уличные художники, музыканты, фотографы с пони и удавами, продавцы чего угодно, гадалки, скупщики драгметаллов и антиквариата — в общем, привычная, мозолящая глаза картина.

Кира, особенно нигде не задерживаясь, шагала целеустремленно, но в то же время и расслабленно, словом, гуляла в некотором направлении.

Скоро конечный пункт стал Ермилову ясен. Недалеко от театра Вахтангова приличная толпа окружала нечто любопытное и через определенные интервалы дисциплинированно издавала порции смеха, словно руководимая незримым дирижером. Ермилов с Кирой кое-как протиснулись поближе и разглядели в центре паренька в оранжевой бейсболке, носившегося взад-вперед и выкрикивавшего слова:

— Папа, папа, я больше никогда не пойду с тобой кататься на санках!

Что он сказал дальше, Ермилов не расслышал, потому что толпа покрыла эту фразу слаженным смехом. Парень рассказывал анекдоты, собирая деньги в бейсболку, причем обходил, вернее, оббегал своих слушателей он до того, как рассказывал финал. Ермилов не мог не признать, что вымогательство построено очень грамотно и культурно.

— Полная версия картины Репина: «Иван Грозный убивает своего сына»…

Парень с бейсболкой вдруг подмигнул Кире. Вокруг стояло еще человек десять, но Ермилов как-то сразу понял, что именно ей.

— Ты его знаешь?

— Это Шумахер.

— Он не похож на Шумахера, — подумав, возразил Ермилов.

Снова раздался бурный хохот, и он опять пропустил конец анекдота. Похоже, Шумахер начисто переигрывал театр Вахтангова. Остановился послушать его и прогуливавшийся мимо фотограф с пони. Пони как-то игриво смотрел на Ермилова.

— Шумахер — наш с тобой однокурсник, — сказала Кира, — точнее, мой. Позвал меня сегодня подработать, но, видишь, мы опоздали.