А что же дальше, спросите вы. А дальше события развивались совсем не так, как хотелось нам. Котята стали болеть, едва у них открылись глазки: в этих самых глазках неизвестного цвета была еще первичная замутнённость, неоформленность, и было даже непонятно, точно ли они видят и, если видят, то что. Дети чихали, сопливили, глазки у них текли, гноились, склеивались, так что пришлось четыре раза в день капать лекарство, названия которого я уже не вспомню, почти во все котячьи дырочки. Кто-то из них терпел, молчал, пока его брали на руки и совершали манипуляции, а кто-то начинал пищать так, что боже мой.
Наша кошка явно жила по своему расписанию, к сожалению, неизвестному нам. Недолго она терпела новое место обитания на одеяле под кроватью. Через неделю я проснулась от резкого писка. Заглянула под диван – там кошка с котёнком! Вот это да, опять переезд! С трудом вытащили котёнка из-под дивана и вернули в семейство. Кошка смирилась. Ненадолго… Она была девушка с характером. Если бы вы видели выражение её лица…
Кто сказал, что коты не умеют выражать эмоции? Кто так считает, тот просто невнимательный, если не сказать слепой, человек. Да у них всё на лице написано! И удивление, и возмущение, и радость, и ожидание, и страх. Чуть отвлекусь от Рысеньки и её младенцев – очень уж пример показательный. Это было, когда папа Володя остался с Персиком в Сургуте. Пришёл он уставший с работы, достал пакетик с влажным кормом, положил в миску и вышел из кухни. Тут к нему подошёл кот и так выразительно, недоумённо-испытующе, на него посмотрел, что Володя вернулся в кухню и увидел, что в миске лежит нераскрытый пакетик…
Сейчас я сяду на своего любимого лингвистического конька и буду болтать об именах. Котят рассматривать – одно удовольствие. Они были такие хорошенькие, миленькие, сладусеньки, златопýпочки, как я их называла. Настоящих имён у них в первые дни ещё не было, но условные имена, конечно, уже звучали. Во-первых, мы запомнили, кто за кем появился на свет, так что иногда называли их так: Первая, Вторая, Третий, Четвёртая, Пятый, Шестой. А иногда так: Первая Девочка (по латыни – Прима), Вторая Девочка (Секунда), Третья Девочка (она четвёртая по счёту, Кварта). Первая родилась самой первой, у неё был оригинальный рисунок пятен. Вторая самая спокойная. У Третьей на мордочке пятна были так расположены, что напоминали панду, так что мы её называли Панда, Пандочка. Первый из мальчиков родился третьим по счёту, по латыни Третий – Терциус [тэ]. Наша папа окрестил его Кузей. Второй из мальчиков родился пятым по счёту, он тоже бело-рыжий, как и Третий, но не такой большой. На латыни Пятый – Квинтус (почти Свинтус
А теперь отступление про Кузю. Почему наш папа Володя решил самого большого котёнка назвать Кузей? Потому что он ему понравился, а в детстве у него был пепельно-серый кот Кузя, который прожил в семье лет двенадцать. Когда Володя вернулся из армии, Кузи уже не было. Семья переехала в новый дом, а старый деревянный снесли, но кот не захотел оставлять родные пенаты. Отец Володи уносил кота в новый дом – Кузя уходил обратно. И так несколько раз. Потом он исчез. Любовь к Кузе Володя пронёс через всю жизнь. В неуклюжем толстом дристуне с мордой, как у бультерьера, наш папа сумел разглядеть родные черты, умилялся, глядя на бело-рыжего котёнка: «Ку-у-узя…»
Жили мы, жили, жили не тужили, котятам исполнился месяц. Я разродилась новым стихотворением:
Вот и дожили мы до счастливых дней.
Котята наши взрослей и взрослей.
Хитроумными стали, как Одиссей,
Даже мамы-кошки порой умней.
Она же самодур, как Кабаниха
(Помните такую у Островского в «Грозе»?),
Но котята от неё убегают лихо
И прячутся под кроватью, в чемодане, далее – везде.
Мама-кошка без конца говорит:
О том, что у неё живот болит,
Что котята острыми зубками терзают
И коготками-иглами пронзают.
Жалуется мама, что дети повзрослели.
И когда это только они успели?
Месяц всего прошёл жизни кошачьей,
А дети разбегаются. Но как же иначе?
Кошкам мало отмерено, всё успеть надо.
Не сердись, мама-кошка. Вот твоя награда!
За бессонные ночи, беспокойные дни…
Счастье – в детях. Смотрите, вот они.