Про девушку, которая была бабушкой

После стеллажа снова поворот – дверь в коридор. Направо – на кухню и к удобствам, мой недавно проделанный на четвереньках путь. Налево – во вторую комнату, бывшую Данькину. Там на полу ковер моей бабушки. «Вот, купила, три месяца в очереди отмечалась, теперь мы как люди – ковер на стене». Бабушка была глуховата, и папин комментарий: «Теперь мы – как простые советские цыгане» – слышали только мы с мамой. После смерти бабушки ковер съехал на пол. Когда Данька женился, я совершила большой подвиг. Выбросила его тахту (символический акт – живи с женой, а здесь тебе спальное место не предусмотрено), заказала книжные полки, которые заняли две стены. На них переехали книги, которые до того – в коробках, связках, навалом – были везде: на антресолях, в кладовке, в прихожей, в углах – на любом пятачке свободной площади. Книги собирали родители, потом я, подрос Данька и подключился к этому увлекательному интеллектуальному коллекционированию. Все книги не поместились. Отсортированные я вынесла в подъезд, прошлась по этажам, положила на подоконники. И ведь кому-то приглянулись «Особенности термической обработки полупроводников» и «Теоретические основы математической физики».

У окна стоят маленькие детский столик и стульчик – внучкины. Ее игрушки в пластиковых контейнерах. Когда Катюшка остается у меня ночевать, мы достаем с антресолей односпальную надувную кровать. Надувать ее (с помощью электрического компрессора, в простонародье – надувальщика) увлекательно. Сначала растет база кровати, потом раздается щелчок и надувается матрас, простроченный в большую клетку. Получается ложе высотой Кате по плечи. Это уже не подающаяся учету надувательная кровать. На них очень весело прыгать (внучке, а не мне, конечно). Если долго скакать, то где-нибудь порвется. Тоже увлекательно – воздух выходит со свистом и шипением, как из обиженного толстого задаваки-хвастуна. Ставить заплаты, клеить прореху бесполезно – мы ведь потом снова прыгаем. Данька клеил и злился, что его труд напрасен. Он терпеть не может напрасного труда. Мне проще купить новую надувательную кровать. В интернет-магазине. «Здравствуйте, Александра Петровна! – узнает по телефону девушка-диспетчер. – Снова односпальная кровать? У нас новая особо прочная модель. Ваша скидка постоянного покупателя – десять процентов». Не могу даже представить, что думает вежливая девушка на том конце об Александре Петровне, регулярно покупающей надувные постели.

Если кровать не лопнула, Катюша засыпает на ней, однако ночью все равно прибегает ко мне: «Бабуля, ты такая теплая, как из ладиватолов (радиаторов). И пахнешь крадавоном». Вероятно – «кардамоном». Я не имею понятия об этом запахе, да и внучка, подозреваю, тоже. Просто ей понравилось слово, она его перекрутила на свой лад. Точно как я в детстве: утверждала, что правильно говорить всасос, а не пылесос, он же не только пыль поглощает.

Ползти в детскую и проверять обстановку совершенно не хочется. К тому же забыла упомянуть про журнальный столик в моей комнате, что перед диваном, ставшим невыносимо ортопедическим. На столике улики ночного чревоугодия: разделочная доска с корочкой хлеба, огуречными хвостиками, шкурками колбасной обертки и срезанными с сыра жесткими стеночками. Плюс – нож и большая кружка с остатками холодного чая. Холодного не потому, что остыл. Мой любимый напиток (привет от американских романистов) – холодный чай с лимоном, и я уже давно не утруждаю себя сервировкой для одинокого ужина, ведь тарелки надо потом мыть. И книга, конечно. Электронная. Если бы я имела деньги и силы ходить по магазинам или, предположим, сын и невестка покупали бы мне бумажные книги, то через несколько месяцев в моей квартире остались бы муравьиные тропы для передвижения, а от пола до потолка высились пирамиды томов. Я не люблю выбрасывать книги, но куда девать прочитанные? Из редкого десятка одну стоит оставить дома, вернуться, перечитать.

Что я вчера читала?

«Элегантность ежика» Мюриель Барбери. Пленительно! Объедение! Главная героиня Рене в чем-то похожа на меня. Не молода, не красавица, фанатка-книгочей. Правда, Рене низкого происхождения, училась только в начальной школе, а я окончила университет с красным дипломом, она работает консьержкой, а я тружусь вольной журналисткой. Мы обе самообразованы в различных областях благодаря книгам. Рене разбирается в философии, в которой я плаваю, зато увлекаюсь естественными науками. Рассуждения Рене, то есть автора, о назначении и красоте языковой грамматики умны, точны и восхитительны, я позавидовала ее умению сформулировать то, что я всегда знала и чувствовала.

Мюриель Барбери преступница! Я выяснила в Интернете, что у нее больше нет книг, которые стоит прочесть. Хороших авторов за отсутствие плодовитости надо подвергать тюремному заключению.