– Не спешите иронизировать. Вот этот участок. Он говорит… говорит о какой-то бумаге. Письмо, объявление в газете, на стене, документ – бумага, точнее не скажу. Это было давно, возможно, в юности. Бумага произвела на вас большое впечатление. А кончилось все разочарованием.
Я подняла голову и уставилась на Женю с милой, а скорее, с глупой улыбкой. Он смотрел прямо на меня. Серьезно, без удивления, пристально, без эмоций. Так, наверное, смотрит следователь на допросе, когда подозреваемый вдруг выдает сведения, в которые невозможно, но приходится поверить. Стройная версия летит в тартарары, улики тухнут на глазах, а доказательства обращаются в пыль.
– Вы ни при каких обстоятельствах не могли знать события, случившиеся в моей юности, – проговорил Женя. – Вы тогда еще на свет не появились. И я о них никому не рассказывал.
– Получилось! – воскликнула я. – Снова получилось! Извините, я вас разыграла! Проверила свою теорию. Она в копилку нашего с вами убеждения, что всякая оккультность – бред собачий. Любой человек, если покопается в своем прошлом, найдет и бумагу, и разочарование. Поехал по объявлению, купил машину или корову, или шубу. Машина оказалась битой-перебитой, корова не доится, а шуба облысела. Хотите знать, какие еще в моем арсенале приколы?
– Было бы любопытно.
– Несколько лет назад какой-то человек серьезно повлиял на ваше материальное положение. При этом я не уточняю, в положительную или в отрицательную сторону. Родился ребенок. На него нужно прорву денег. Бабушка оставила наследство. Приятель устроил вас на денежную работу. Приезжий родственник заснул в постели с сигаретой и едва не спалил вам дом. Пожарные со своими брандспойтами довершили катастрофу. Надо ремонтировать квартиру и покупать новую мебель. И так далее. Беспроигрышно! Евгений Евгеньевич, в ответ на то, что раскрыла свой фокус, расскажите про свой случай. Или это страшная тайна?
– Не такая уж тайна, тысяча лет прошло. Когда я учился в старших классах, получил от девочки письмо, объяснение в любви.
Он замолчал. Я спросила:
– Хорошее письмо?
– Необыкновенное. Я возгордился, был поражен, что могу вызывать подобные чувства. Значит, сто́ю больше, чем раньше за собой числил. Мне стало легче, веселее – ходить, дышать, думать, избавиться от морока подростковых комплексов.
– В чем же заключалось разочарование?
– Девочка, с которой я стал дружить, встречаться, оказалась совершенно неинтересной, пресной, серой. С ней было отчаянно скучно. Я не знал, как от нее избавиться.
– Но вы спрашивали ее про письмо, удивлялись тому, что она его написала?
– Мы никогда не говорили, не вспоминали про то письмо. Она не заводила речь, а мне было неловко.
– Наверное, ваша Татьяна Ларина откуда-то передрала послание, из какого-нибудь романа, – предположила я.
– Нет, там были описаны обстоятельства школьные, нашего класса, такое нельзя было списать из книжки.
«
– Вам никогда не приходило в голову, – спросила я медленно, подавляя вспыхнувшую злость и упреки, – что вы ошиблись с адресатом? Что писала совсем другая девочка? И она потом отчаянно страдала, видя, как вы прогуливаетесь под ручку с… – я едва не ляпнула имя своей разлучницы.
– Другая? – переспросил Женя удивленно.
Теперь он растерялся. Это был не опытный следователь, а человек, обнаруживший, что когда-то свалял большого дурака.
– Совершенно другая! – заверила я твердо.
– Возможно. В юности я был еще тем оболтусом.
– Точно! И считали, что все девочки как кастрюли!
– При чем тут кастрюли?
– Горячая крышка и холодная выглядят одинаково. Но если ты схватил холодную, то можно догадаться, что в кастрюле пустота или прокисшее варево?
– Забавное сравнение. Еще чая?
В переводе с русского на русский это означало: вам пора!
– Спасибо! – встала я. – За все! Мне было очень приятно с вами общаться.
– Мне тоже, – сказал Женя, провожая меня к выходу.