Призвание. Рассказы и повесть о пограничниках

Между прочим, письма он писал штуки три на день. Заберется на верхнюю полку и строчит страниц по семь, по десять. За всю дорогу двух слов ни с кем не сказал. Ребята песни поют - Кирьянов молчит; стихи, книги, газеты вслух читают, спорят - наш учитель будто не слышит. Едем Донбассом: зарево плавок над домнами, звезды над ударными шахтами - ребят от окон не оторвать, а он опять пишет. Едем берегом Азовского моря - ребята все глаза проглядели. Зовут его: «Смотри, Кирьянов, море!» А он: «Я не привык любоваться пейзажами по команде!» - и уткнулся лицом в перегородку. В общем, про все кирьяновские фокусы рассказывать не стану, не интересно; одно скажу: за дорогу он не только мне - всей команде не пришелся по душе… - Баулин усмехнулся - Посмотрели бы вы, к примеру, как Кирьянов койку заправлял: курам на смех! С месяц якобы не мог научиться. И каждый день знай строчит свои бесконечные письма. Представьте, за полгода ни разу ни в кино не сходил, ни на вечер самодеятельности, ни разу на собраниях не выступил. Как-то в воскресенье мы всей школой поехали на экскурсию в Феодосию, в картинную галерею Айвазовского. Кирьянов и тут отказался: «Голова болит». Ну, вроде бы ничто его в нашей жизни, в нашем коллективе не интересует.

Правда, читал он много. Как-то библиотекарша даже усомнилась: «Вы что, товарищ Кирьянов, книги просто перелистываете?» И ей отрезал: «Во всяком случае страниц не рву». И еще купаться любил, но все больше в одиночку норовил. (Плавает, между прочим, как рыба.) Ему и прозвище подходящее дали, раком-отшельником стали называть… Да, забыл сказать: мы ведь приехали на Черное море, в школу младших морских специалистов.

- И как же Кирьянов учился?

- Вполне свободно мог учиться на «отлично»: как-никак педучилище окончил. А он еле-еле тянул на тройки. Ему, дескать, век моряком не быть. Особенно туго подвигалась у него морская практика. К примеру, на занятиях плетут маты - ковры или дорожки из пеньковых тросов. Наука вовсе не хитрая, у всех получается хорошо, - у Кирьянова же не коврик, а не поймешь что! Да еще пререкается: «Я, мол, продажей ковров промышлять в будущем не собираюсь». В наказание наряд ему вне очереди: картошку на камбузе чистить; у него и тут готов ответ: «Лучше картошка, чем маты!» И почему-то особенно вдолбил он себе в голову, будто ему вовек не постичь, как управлять парусами. (А ведь тоже не так уж хитро.) «Я, говорит, в жизни и без парусов обойдусь». Меня из терпения вывести трудно, но тут, знаете ли, я просто кипел: «Погоди, думаю, обломаю твой упрямый характерец, не я буду, если ты не станешь на паруса молиться». Кричать на Кирьянова я не кричал, но на учениях под парусами всегда ставил его на самое тяжелое место.

Справедливости ради надо сказать, что кое в чем Алексей и преуспевал. Ну, прежде всего, в том же плавании и особенно в гимнастике: на брусьях и на кольцах прямо-таки чудеса делал. Однако наотрез отказался выступить в соревнованиях с соседней воинской частью. Вся школа возмутилась. Оправдывается: «На народе у меня ничего не получится». Отговорка, конечно. За пренебрежение к коллективу комсомольцы хотели влепить ему выговор. И влепили бы, да случилось так, что он неожиданно для всех героем стал.

- Героем? Это каким же образом?

- А вот каким. Близ городка, где была школа, находится бухточка, образовавшаяся в жерле потухшего вулкана. То ли штормы, то ли расплавленная лава пробили когда-то в древние времена в скалах брешь, сквозь нее и устремилось в кратер море. Берега бухточки высокие, почти отвесные, и там множество разноцветных, отшлифованных волнами камушков. До них страшно падки туристы и курортники. Местные мальчишки давно учли это и, рискуя сверзиться, карабкаются вниз по скалам, чтобы добраться до крохотных песчаных площадок, усыпанных кусочками сердолика, черного хрусталя, малахита. Взрослому человеку сверху в бухточку ни за что не спуститься. Со стороны же моря войти в нее страшновато: выберешься ли обратно?

Рядом с этим кратером частенько сиживал Кирьянов, тосковал в одиночестве. Письма из Ярцева стал он тогда получать все реже и реже. И вот как-то услышал он из бухточки крики о помощи. Глянул вниз: в воде барахтаются двое мальчишек. Лезли за камушками и сорвались. Кирьянов недолго думая скинул ботинки и прямо в форме - вниз. Это метров с двадцати! Схватил обоих сорванцов, выплыл с ними сквозь брешь в море и еще метров сто плыл до отлогого места. Вытащил на берег хлопцев, отшлепал их по мягкому месту и полез кружным путем за ботинками.

- Кто же это видел?

- Никто не видел. Сам Кирьянов и словом не обмолвился! А вечером приходят к начальнику школы две женщины с мальчуганами, просят познакомить их с «дядей Алешей», чтобы поблагодарить его за спасение сыновей.

Спрашиваем: «Кто это такой «дядя Алеша»?» «Вон он», - показывают мальчишки на Кирьянова, а тот чистит у камбуза картошку - внеочередной наряд за опоздание на занятия…

Баулин насыпал в чайник новую заварку.