- Так и есть, под подушку спрятала! - Баулин улыбнулся. - На прощание Кирьянов все сказки нам в эту тетрадку записал. Печатными буквами - Мариша по-печатному читает свободно, - и картинки нарисовал. Художник он, как видите, не ахти какой, но тюленя от кита отличить можно.
Я с любопытством перелистал тетрадку. В обрамлении бесхитростных виньеток, изображавших то ромашки с васильками, то крабов, то морских бобров или рыб, были старательно выписаны названия сказок: «Про добрую девочку Маришу и жадного Альбатроса», «Про бобренка, который любил качаться на волнах, и про злодейку-акулу», «Про девицу-красавицу, которая не любила зверей и птиц, и про то, как все звери и птицы от нее отвернулись»…
- Надо прочитать, - сказал я.
- Это уж вы у хозяйки спрашивайте, - шутливо развел руками Баулин и отнес тетрадку обратно в спальню.
- Вы не предлагали Кирьянову остаться на сверхсрочную службу?
- Он учителем хочет стать. По родной Смоленщине соскучился. Что ж, как говорится, дай бог ему счастья.
- Вы-то вот с Курил уезжать не хотите…
- Я - другое дело, граница - мой дом. А Кирьянову в декабре только двадцать пять стукнет… Со всеми жаль расставаться, когда они уезжают, - погрустнел капитан третьего ранга. - Тебя-то самого, конечно, не все только добром поминают: и строг был, может, и придирчив. А как не быте строгим - мы ведь здесь вроде как на фронте, у нас всегда готовность номер один. Всех жаль, - повторил он, - а вот, честно признаюсь, ни с кем еще не было так тяжело расставаться, как с Кирьяновым. И не потому только, что он сделал для Мариши. Моряк он замечательный - сама честность, скромность и исполнительность.'Да вдобавок к тому - волевой. - Баулин сверил наручные часы с корабельными. - Ну, мне пора в море.
Он заглянул в спальню, молча прощаясь с дочкой, снял с вешалки кожаный реглан, сказал, усмехнувшись:
- А если б вы знали, сколько этот чертушка Алексей Кирьянов мне нервов перепортил, сколько я еще в морской школе с ним повозился! Да и не я один - и замполит, и комсомольская организация. Хотите верьте, хотите нет, а я уж было думал, что горбатого, только могила исправит. Такой Алексей был заносчивый, строптивый, отчужденный.
- Как же из Кирьянова получился отличный пограничник? - удивился я.
- А все началось с первого шквала. - Баулин снова взглянул на часы. - Сейчас-то уж некогда. Напомните, расскажу как-нибудь в другой раз. Спокойной вам ночи, располагайтесь как дома.
Провожая Баулина, я вышел на крыльцо. Мы распрощались, и его высокая, слегка сутуловатая фигура вмиг растаяла в густом тумане. Снизу, из-под утесов, доносился тяжелый, перекатистый гул океана.
Глава третья
ПЕРВЫЙ ШКВАЛ
Проснувшись среди ночи, я не сразу сообразил, где нахожусь, прислушался: за окнами под утесами ревел штормовой накат, дробно постукивали ставни, завывало в трубе. Снова уснул и очутился во власти бушующего океана. Тщетно пытался я ухватиться за пляшущее рядом бревно: меня относило все дальше и дальше от берега. Внезапно взошло слепящее солнце, и чья-то заботливая рука коснулась моего плеча. У дивана, на котором я спал, стояла одетая, умытая, причесанная Маринка..
- Дядя, у тебя болит головка?
- Нет, не болит, - пробормотал я в смущении.
- А почему ты кричал? Тебе приснился страшный сон? Да? - спросила она участливо. - А я сегодня во сне летала. Высоко-высоко, выше вулкана. И ни чуточки не боялась! Папа говорит: если летаешь во сне - значит, растешь.
Комнату озаряло редкое для Курил солнце. Стол был накрыт к завтраку.
- Кто же открыл ставни?
- Я сама! - ответила Маринка.
- Ты сама и чайник вскипятила?
- Разве можно! - удивилась Маринка. - Папа не велит мне зажигать керосинку, я могу учинить пожар. Чайник вскипятила тетя Таня, наша соседка. Тетя Таня и печку истопила, и камбалу поджарила.
Мы не спеша позавтракали, прибрали за собой. Неожиданно Маринка вздохнула:
- А еще я видела во сне маму…
- Ты покажешь мне свои игрушки? Хорошо? - обнял я ее, желая отвлечь от печальных мыслей.
- Покажу… Потом.
За окном громоздились скалы, высился конус вулкана. Вдруг в комнате как-то сразу все потускнело: на солнце наползла туча. С океана наплывали клочья тумана, вершину вулкана как отрезало.
- Сейчас бус пойдет, - сказала Маринка. - «Старик» макушку спрятал.
«Стариком» на острове называли вулкан - это я уже знал, но что такое «бус»?
- Это дождик, такой мелкий-мелкий, будто из ситечка, - объяснила Маринка. - Ох, и не любил его дядя Алеша! Лучше, говорит, штормяга, чем бус.
Рассудительность Маринки мало сказать удивила - поразила меня. Поразили меня и ее игрушки.
Коллекция яиц морских птиц - то маленьких, в темных пятнышках, то больших, каких-то бурых, почти прозрачных, то похожих на грушу дюшес - нанесла мне форменное поражение. Разве мог я ответить на вопросы Маринки, какие именно из яиц принадлежали тупикам, какие кайрам, гагарам или различным чайкам! А Маринка все это знала.
Не в лучшем положении очутился я, когда она с гордостью разложила передо мной засушенных крабов, морских ежей, звезд и коньков и целый гербарий водорослей.