В Непале прочно укоренилась кастовая система. Ритуальное сжигание вдов и рабство здесь отменили только в 1924 году. Дискриминация по кастовому признаку официально преследуется по закону, но касты по-прежнему играют важнейшую роль в жизни народа. До середины прошлого века Непал был полностью закрыт для чужаков. Здесь сохранялся феодализм с абсолютной монархией, король считался живым воплощением бога Вишну. Монархический строй был свергнут в 2001 году, когда наследный принц наставил на собственных родителей автомат и убил их, а заодно и нескольких других членов королевской семьи. Потом ему выстрелили в голову — нет однозначного мнения относительно того, сделал ли он это сам или же кто-то другой. Дев оперировал его, выполнив декомпрессивную трепанацию черепа, но — полагаю, к всеобщему облегчению — спасти ему жизнь так и не удалось. В Непале проживает порядка сотни этнических групп, у многих из которых свой язык и свои касты. Это нация иммигрантов: с севера сюда пришли монголы, с юга — индийцы; отдельные группы жили преимущественно в изолированных горных долинах. В здешнем обществе до сих пор процветает неравенство и господствует многоступенчатая иерархия, правда, к иностранцам почти все относятся с подчеркнутым уважением, которое граничит с раболепием. В Непале — лишенном выхода к морю, зажатом между Китаем и Индией (один из королей метко назвал его «ямсом между двумя камнями»); в стране с большим этническим разнообразием и выраженной социальной иерархией; в стране, доведенной до крайней нищеты и жестоко пострадавшей от недавнего землетрясения; в стране, испытывающей слишком сильную зависимость от иностранных гуманитарных миссий, — царит бедлам.
Политическая жизнь Непала построена на взяточничестве и кумовстве. Правящую элиту мало заботит служба на благо народа, которую мы у себя, на Западе, привыкли воспринимать как должное. Города увешаны объявлениями о курсах иностранных языков с обещанием трудоустройства за границей. Большинство непальцев мечтают отсюда уехать. И тем не менее чужаку практически невозможно устоять перед чарующей магией этой земли и обаянием живущего на ней народа, очень сложно их не полюбить.
И кстати, можно ли влюбиться в страну, в ее народ? Раньше мне казалось, что любовь возможна только между двумя людьми, но, проведя в Непале первые несколько недель, я начал испытывать к нему такие же чувства, что возникали у меня к женщинам, которых я любил на протяжении жизни, — в общей сложности их было семь. Однако я прекрасно отдавал себе отчет в том, что мои чувства к Непалу не навсегда останутся такими же яркими и сильными, ведь то же самое происходило и с моей влюбленностью в женщин (чаще всего безответной). К тому же здесь я вел сибаритскую жизнь, мне во всем прислуживали — и это в одной из беднейших стран на планете, так что некоторые, наверное, отнесутся к моим чувствам с презрением. «Но, — убеждал я себя, — по крайней мере я пытаюсь принести хоть какую-то пользу. Не столько как действующий хирург, сколько как наставник для местных молодых врачей».
Однажды утром местные врачи сказали, что хотят, чтобы я остался здесь навсегда. Мне было очень приятно это услышать. Но, конечно же, разочарование — или, во всяком случае, более реалистичный взгляд на Непал и осознание его серьезных, трудноразрешимых проблем — не заставило себя долго ждать. Бывали дни, когда я падал духом, а также длительные периоды бездействия. Временами я погружался в уныние. У меня возникало чувство, будто я живу в добровольной ссылке. Частенько накатывало желание вернуться домой, к родным и друзьям, и я недоумевал, почему вообще решился их всех оставить. Я думал о том, что в молодости работа была для меня на первом месте — важнее жены и детей, и вот теперь история повторилась. Однако непередаваемое удовольствие, которое я ощущал каждый раз, когда подходил к больнице в лучах рассветного солнца, никогда не покидало меня.