Призраки Маркса. Маркс и сыновья

5. Я никогда этого не говорил и пишу это впервые, цитируя Льюиса: «Marxism leads inevitably to the gulag insofar as Marxism seeks to materialize its critical spirit in a real society»[62]. Если бы я так думал, то я бы это написал. Но как бы тогда я мог написать Призраки Маркса? На самом деле, я считаю, что все обстоит все прямо противоположным образом, и я склонен думать, что некоторый «марксизм», мнимый или так называемый «марксизм», псевдомарксизм, не мог избежать Гулага. Но это произошло не потому что он пытался «materialize its critical spirit in a real society». Наоборот! Это произошло потому, что он этого не сделал, не материализовал в достаточной мере «its critical spirit in a real society». Действительно, я специально не анализирую то, что можно было бы назвать бесцветными словами «советский, большевистский, ленинистский или сталинистский провал». Это не было темой моей книги; я признаю, что я к этому еще не готов. Пока что я не прочел ничего удовлетворительного, с моей точки зрения, по этому поводу Я благодарю Льюиса за библиографию, которую он мне здесь предоставил (поскольку он, таким образом, резюмирует обширную доксографию, отсылая к формуле Бухарина: «Telegraphically stated, Stalinism is the doctrine of «socialism in one country»»[63]. Следовательно, все зависит оттого, как читать и разворачивать телеграмму Льюис не говорит по этому поводу ничего убедительного. Если я правильно понимаю некоторые указания, речь должна идти о более изощренной интерпретации троцкизма (которую дает, например, Клифф): отмирание государства трудящихся в реальности неосуществимо иначе чем через замещение буржуазии бюрократией. В процессе накопления и производства прибавочной стоимости она играла ту же роль, что и буржуазия. Возможно. Поскольку уж речь о Гулаге завел Льюис, то следовало бы задуматься не только над тем, можно ли вообще получить о нем представление, принимая во внимание только эту замену буржуазии бюрократией (в чем лично я сомневаюсь), но, прежде всего, спросить себя, действительно ли наша роль по отношению к Гулагу ограничивается «созданием представления». Безусловно, здесь необходимо разрабатывать и исследовать иную проблематику. Какую? Например, такую, которая бы совмещала рассмотрение психоанализа и политики в некой новой плоскости, вовлекая опыт смерти и скорби а значит, и призрачности — но как раз этого–то и не делает никто из тех, кто отвечает мне в данной книге (стоит ли напоминать, что моя книга предлагает именно такой путь?). Потребность в подобном подходе диктуется спецификой анализа не только самих политических убийств и Гулага, но также и того, что как раз и спешат называть бюрократизацией. Я рискну предположить, что понятие бюрократии, которым слишком часто злоупотребляли, возможно, не более чем призрак абстракции, но то, что его порождает, — призрачную абстрактность, из которой он состоит, — я полагаю, невозможно проанализировать, не располагая серьезной, точной и разработанной теорией эффектов призрачности. В остальном Льюис не говорит об этом ничего конкретного, не упоминая уже о том, что он меня совершенно необоснованно обвиняет, просто–напросто приписывая мне высказывание (где же это я мог сказать, ибо я так не думаю, что «Marxism leads inevitably to the gulag insofar as Marxism seeks to materialize its critical spirit in a real society»!), он довольствуется отсылкой к уже сделанной работе («It is impossible, — пишет он, — to do justice to the richness of the theory of bureaucratic state capitalism in this space» […] «I am aware that a number of important questions and issues remain after the incomplete summery I have offered of how the theory of «bureaucratic state capitalism» explain the rise of Stalinism. It is not possible on this occasion, however, to pursue other matters such as […]»[64] — это относится ко всем подлинным проблемам, которые остались незатронутыми.