Призрак в Сети. Мемуары величайшего хакера

Поздним вечером после изнурительного пути из Лас-Вегаса я добрался до квартиры отца на Лас-Вирхенес-роуд в Калабасасе. Это место находилось примерно в 45 минутах езды на север от Санта-Моники и приблизительно в десяти милях [64] от океана. Отец был совершенно опустошенным из-за смерти Адама. У него все сильнее назревали подозрения о том, что его кончина – это замаскированное убийство. Привычный ход отцовской жизни: ведение бизнеса, связанного с генподрядами, просмотр теленовостей, чтение газет за завтраком, выезды на острова Чаннел, где он любил покататься на лодке, редкие визиты на службу в синагогу – пошел прахом. Я знал, что мой временный переезд к нему обернется определенными проблемами, ведь отец никогда не отличался уживчивостью, но я не собирался отступать из-за таких незначительных сложностей. Я был ему нужен.

Когда отец открыл мне дверь и поздоровался, я ужаснулся тому, как потерянно он выглядел, каким землистым было его лицо. Если бы его тело пострадало так же, как и душа, он напоминал бы мешок с костями. Отец был среднего телосложения, он начинал лысеть и был чисто выбрит, а сейчас как будто ссохся прямо на глазах.

Полицейские уже сказали ему, что расследованием таких дел обычно не занимаются.

Они все же обнаружили, что ботинки Адама были зашнурованы так, как если бы это делал другой человек, стоявший напротив. Более тщательный осмотр позволил найти прокол иглой на правом предплечье. Этот укол сделал не сам Адам, а другой человек, который и ввел ему смертельную дозу, ведь Адам был правшой, и для него было бы совершенно неудобно вводить инъекцию левой рукой в правую руку. Очевидно, что в момент смерти с Адамом был кто-то еще. Этот незнакомец убил его, либо вколол какой-то яд вместо обычного наркотика, либо переборщил с дозой. Потом он затащил тело Адама в машину и отвез в злачный, полный наркоманов район Лос-Анджелеса, после чего смылся.

Если полицейские ничего не собирались делать, то в роли непримиримого детектива пришлось выступить мне.

Я поселился в бывшей комнате Адама и углубился в изучение счетов за телефон. Основными подозреваемыми у меня были два человека, именно те, кому я звонил до того, как узнал о смерти Адама. Речь шла о Кенте, ближайшем друге Адама, который, по-видимому, был с Адамом незадолго до его кончины, и, к несчастью, о дяде Митчелле, который уже сломал себе жизнь из-за наркотиков. Адам очень близко общался с дядей. Отец подозревал, что дядя Митчелл как-то связан со смертью Адама, возможно, даже виновен в ней.

На похоронах гроб был выставлен для прощания с усопшим в отдельном помещении. Я пришел туда один и увидел, как мертвый Адам лежит в открытом гробу. Похороны близкого человека оказались для меня новым и эмоционально сложным опытом. Помню, насколько брат был на себя не похож, просто неузнаваем. Я лелеял надежду, что все это просто затянувшийся кошмарный сон. Я стоял там наедине с моим братом и понимал, что уже никогда не смогу с ним поговорить. Сейчас я скажу банальность, знаю, но вся эта горечь позволила мне осознать, насколько же коротка отмеренная нам жизнь.

Оказавшись в Лос-Анджелесе, я должен был срочно связаться с инспектором по условному освобождению, которому передали мое дело. Этого офицера звали Фрэнк Гулья. Он был мужчина в возрасте, примерно под 50, среднего телосложения, спокойный и дружелюбный. Фрэнк довольно попустительски относился ко всяким правилам, например, не настаивал на обязательных ежемесячных встречах после того, как мы познакомились. Когда я наконец зашел к нему в контору, он дал мне заполнить все ежемесячные отчеты, которые у меня накопились, и мы задним числом поставили в них даты. Не думаю, что он так же снисходительно относился к парням, которых обвиняли в более серьезных преступлениях, чем меня, но я очень ценю то, как запросто он решал со мной все вопросы.

...

Немного побродив по близлежащему многоквартирному комплексу, я нашел то, что искал, – кабель, который в настоящий момент не был подключен ни к какому телефонному аппарату.