Призрак Оперы

Что касается Призрака Оперы, о странных причудах которого я поведал в начале моих мемуаров, я хочу сказать только одно: он одним изящным жестом компенсировал все неприятности, которые причинил моим сотрудникам и, должен признаться, мне. Он, без сомнения, рассудил, что есть пределы любой шутке, особенно если она обходится так дорого и если в дело вмешивается комиссар полиции. Ибо через несколько дней после исчезновения Кристины Даэ, когда мы назначили встречу в нашем кабинете мсье Мифруа, чтобы рассказать ему обо всем, мы нашли на столе Ришара конверт, на котором красными чернилами было написано: «от П. О.». В конверте лежала крупная сумма денег – как раз та самая, которую шутнику удалось выманить, конечно временно, путем удачной мистификации, из директорской кассы. Ришар сразу же пришел к выводу, что мы должны удовлетвориться этим и не продолжать дело. Я согласился с мнением Ришара. Все хорошо, что хорошо кончается. Не так ли, мой дорогой П. О.?

Очевидно, Моншармин, особенно после того как деньги были возвращены, продолжал считать, что стал жертвой причудливой фантазии Ришара. Со своей стороны, Ришар не переставал верить, что это Моншармин, в отместку за некоторые из прежних шуток, развлекался тем, что выдумал все дело П. О.

Я не мог удержаться от того, чтобы попросить Перса рассказать мне, каким образом Призрак извлек двадцать тысяч франков из кармана Ришара, несмотря на булавку. Он ответил мне, что не стал вдаваться в подробности этого пустячного трюка, но, если у меня есть такое желание, я мог бы сам справиться, поискав ключ к загадке в директорском кабинете и памятуя, что Эрика не зря прозвали «любителем люков».

Я пообещал Персу, что, как только у меня будет время, обязательно займусь исследованием этой головоломки. Сразу скажу читателю, что результаты моих поисков были вполне удовлетворительными. По правде говоря, я никогда не думал, что найду так много неоспоримых доказательств подлинности явлений, приписываемых Призраку.

Письма Кристины Даэ, предоставленные мне Персом, признания, сделанные мне бывшими служащими Ришара и Моншармина, откровения маленькой Мэг (неподражаемая мадам Жири, увы, скончалась) и Ла Сорелли, которая ныне уединенно живет в Лувесьене, – все это составляет документальные свидетельства существования Призрака. Я намерен передать их в архив Оперы; мне хотелось бы, чтобы стало известно, какую роль они сыграли, позволив мне совершить нескольких важных открытий, за которые я испытываю некоторую гордость.

Мне все же не удалось найти дом на озере, так как Эрик намертво заблокировал все тайные входы (хотя я уверен, что проникнуть туда было бы легко, если осушить озеро, о чем я неоднократно просил администрацию изящных искусств)[56]. Тем не менее я нашел секретный проход коммунаров, дощатая стена которого местами обвалилась; там я отыскал люк, через который Перс и Рауль спустились в нижнюю часть подвалов театра. А в подземелье коммунаров обнаружил множество инициалов, начертанных на стенах несчастными, которые там томились. И среди этих инициалов – буквы «Р» и «Ш». Вам это ни о чем не говорит? Рауль де Шаньи! Буквы хорошо заметны и сегодня. Разумеется, на этом я не остановился. В первом и третьем подвалах я дважды сумел открыть и закрыть люки, работающие при помощи системы вращения, совершенно неизвестной рабочим сцены, использующим только горизонтально скользящие люки.