Призрак и сабля

— Донской казак Тимофей Никифорович Куница однажды попал в плен к басурманам. А что был крепок телом и силен, как бык — те продали его гребцом на османскую галеру. Год спустя — запорожцы захватили в Черном море басурманский корабль и освободили невольников. Обратно на родной Дон Тимофей возвращаться не захотел — остался на Сечи. Был принят в курень. Вскорости показал себя воином умелым и храбрым. К тому времени как раз был подписан королем Сигизмундом указ о создании реестрового полка. Ну, а на Низовье разве что какой обедневший шляхтич в ладах с королевским законом. А так — либо холоп беглый, либо и того хуже. Несмотря на обещанное короной прощение былых грехов, желающих обменять привычную бесшабашную свободу на дисциплину и оседлую жизнь, — на необходимые для реестра три сотни не набиралось. Чтоб не усложнять и так непростые отношения с латинянами, сечевики стали тянуть жребий — и среди других "счастливцев", судьба идти в реестровый полк выпала и Тимофею Кунице. С тех пор стал он на южных рубежах королевства справлять дозорную службу.

Домовик перевел дыхание и бесцеремонно хлебнул молока из Тарасовой кружки.

— А однажды — сопровождая купца, твой отец проезжал мимо Михайловки, где и повстречался с матушкой вашей. Полюбилась она ему так крепко, что вскоре и свадебку сыграли. Вот только не знал Тимофей Никифорович, что бабушка его невесты и матушка Аглаи Лукиничны, Любава — была не совсем человеком. Точнее — совсем им не была…

— Это как?! — не удержался от восклицания Тарас.

— Ваша прабабушка, хозяин, была вилой*. Когда люди только начали в здешних местах селиться — женщин в округе почти не было. Вот ваш прадедушка Лука и поймал себе в лесу вилу. Да и что в том странного? Она же внешне совсем как обычная женщина, только краше. А если у вилы отобрать крылья, то она становится во всем покорной своему хозяину. Одна беда — живут они недолго, как собаки. Лет десять. Повезет — пятнадцать… Но — зато, вила передает своим детям часть колдовского умения. Вот так оно и случилось, что в тебе, хозяин, помимо человеческой души, имеется еще и частичка нашего духа.

— Не может того быть, — не поверил Тарас. — Если моя прабабушка Любава была нежитью, то как же они тогда с дедом Лукой смогли обвенчаться? Детей в церкви крестить?

— Вот ты, давеча хотел лесного хозяина молитвой испугать, — хихикнул домовой. — И как, сильно преуспел?

Тарас отрицательно помотал головой.

— То-то и оно… — Ося с легкой укоризной покачал головой. — В своей гордыне, вы решили, что одни являетесь твореньями Божьими. А это совсем не так. Отдавая мир во владенье людям, Творец озаботился и помощниками, создав нас — нежить. Иными словами: тех, кто сам безжизнен, и оживает только в присутствии человека. Ведь, изначально, вы совершенно беспомощными были. Сами ничего толком не знали и не умели. Что б обычный огонь разжечь — и то молнии дожидались. Это теперь — когда повзрослели чуток и надобность в помощниках отпала, в одну кучу с нечистью нас сгребли, нелюдью обозвав. Обидно… Как овечий хвост куца оказалась человеческая память, а благодарность — и того короче.

— Погоди, Ося, — остановил домового Куница. — Что-то я твои слова никак в толк не возьму. Ты мне сейчас одно рассказываешь, а ведь святая церковь — совсем иному учит.

— Церковь… Когда этой новой веры еще и в помине не было, мы вместе с людьми уже не одно тысячелетие в мире и полном согласии прожили. Это теперь, многие из нашего народца, обидевшись на людей, пакостить вам начали. Да и то — больше озоруют, нежели вредят. Ты сам посуди… Мы без вас жить не можем — спим все время, как медведь в берлоге. А вы — сторонитесь нас, как прокаженных. Как тут не обижаться? Скажи по совести: разве человек по-другому стал бы себя вести, если бы все самое необходимое, без чего он никак прожить не сможет, стало б от него прятаться и чураться?

— В общем, ты прав: приятного во всем этом мало, — согласился Тарас. — Но, в таком случае, церковь ошибается: объявив вас слугами Сатаны?

— Вот еще, глупости… — возмутилась молчавшая доселе кикимора, ставя перед Куницей тарелку с парующей кашей. — Поел бы ты, хозяин. Вчерась вся яичница только моим мужичкам досталась… — и, пользуясь тем, что Тарас замолчал, жадно набросившись на еду, чинно объяснила. — Разница между нами и нечистью огромная. И понятна. Их создал дьявол, на погибель рода человеческого. А мы творенья Господни и, напротив — помогать вам должны. Да только опеку нашу, человеческое племя слишком поспешно и совсем неблагоразумно отвергло. Как несмышленые и самоуверенные недоросли — кропотливую отцовскую заботу.

— Об этом после, — утолив первый голод, остановил ее парень. — Я еще с отцом Василием посоветуюсь, а там и решу — что к чему. А пока иное спросить хотел: вчерашний оборотень мне во сне померещился, или в самом деле, здесь было это чудовище?

— Волкодлак? Был, хозяин… — подтвердил суседко, кивая мохнатой шапкой. — Как же не быть…

— Но, ведь ротмистр Браницкий сказал: будто бы он из святой инквизиции? Как такое может сочетаться?