Призрачный поцелуй

Кивнув, она постаралась скрыть свое разочарование. ХХХ очаровал ее даже во время этой мимолетной поездки, и ей так хотелось бы жить в подобном доме! В родном Лондоне дома узкие и высокие, с трудом ютящиеся на пропахших туманом и табачным дымом улицах. Удивительно, но ведь семья Шекли жила не в самом дурном районе столицы! Приданое, которое Оливия получила от родителей, а также средства, выручаемые Эдвардом за его картины, могли обеспечить им достойную жизнь.

До тех пор, пока в ней не появилась болезнь.

На неровной лесной дороге повозку начало сильно трясти. Она подскакивала на камнях, опасно накренялась, и с губ Эдварда все чаще стали срываться ругательства. Стараясь не упасть, Оливия вцепилась в корпус повозки обеими ладонями, изредка крепко жмурясь для того, чтобы сдержать рвущийся из горла кашель. Это оказалось не так уж и просто. С трудом вынув из сумки платок, миссис Шекли прикрыла им рот, содрогаясь в новых приступах удушающего кашля. Она делала это столь надрывно, что казалось, словно бы вот-вот могла выплюнуть в платок собственное сердце.

Злясь только сильнее, Эдвард щелкал поводьями, будто это могло заставить лошадей шагать быстрее.

Убрав платок ото рта, Оливия увидела кровь.

– Добро пожаловать в Мизери Холл, мистер Шекли!

Сидя в повозке, Оливия с изумлением смотрела на огромный готический особняк, перед которым остановилась их повозка. Спрыгнув на землю, Эдвард пожимал руку пропахшего по́том мужчины в потрепанном шерстяном пальто. Тот держал в зубах сигарету, подушечки его пальцев давно пожелтели. Когда он улыбнулся Эдварду, свободной рукой снимая с головы помятый котелок, она увидела, что в ряду желтых и кривых зубов были пустоты.

Оливия поморщилась. Отвратительно.

– А, мистер Гибсон! Очень рад. Мистер Торндайк на месте?

– Никак нет, мистер Шекли, сэр. Господин изволил отбыть еще утром. Он велел передать вам хозяйский ключ.

На этих словах мистер Гибсон, прекратив трясти руку ее мужа, вынул из внутреннего кармана своего пальто тяжелую связку ключей на крупном медном кольце. Подкинул их ловко, потряс перед лицом Эдварда, словно пустышку перед несмышленым ребенком, а после вложил в его протянутую ладонь.

– Спасибо, мистер Гибсон. Познакомьтесь, – на этих словах Эдвард, словно вспомнив о ее существовании, протянул локоть в сторону повозки, помогая выбраться из нее, – моя дражайшая супруга, Оливия Шекли.

Помятый котелок вновь покинул голову старика, открывая покрытую редкими седыми волосками макушку. Он улыбнулся шире, еще раз демонстрируя кривые и больные зубы.

– Безмерно рад, миссис Шекли! Давненько Мизери Холл не видел таких хорошеньких мэм, как вы.

Стараясь скрыть свою неприязнь, Оливия заставила себя улыбнуться. Держась за локоть Эдварда, вновь прикрыла губы платком. Конечно, она прекрасно помнила предписания врачей. Избегать лишних контактов, всеми силами не допуская распространения болезни. По ее мнению, мистер Гибсон, что стоял перед ними прямо сейчас, был куда сильнее болен, чем она сама. Но, конечно же, воспитание добропорядочной леди не позволило ей сказать об этом.

Понимая, что тишина затянулась, Эдвард вновь обратился к сторожу:

– Мистер Гибсон, будьте любезны, отнесите багаж миссис Шекли в ее покои. Свои вещи я позже отнесу сам.

Оставив старика разбираться с многочисленными сумками и чемоданами, прикрепленными к повозке, Эдвард потянул жену за собой, уводя прочь. Она была только рада оставить компанию этого неприятного человека и потому вновь вернулась к рассматриванию фасада дома, который – пусть и на короткий промежуток времени – принадлежал им.

– Невероятно. Неужели тебе удалось арендовать целый особняк?

Крайне довольный произведенным эффектом, мистер Шекли с ухмылкой пожал плечами. Он старался создать впечатление того, словно бы в этом не было ничего необычного, но при этом желал подчеркнуть, насколько же непросто это было на самом деле.

– Пустяки. Доктор ведь сказал, что тебе нужен свежий воздух. А где воздух может быть более свежим, чем на утесе над самым Северным морем? К тому же вдали от Лондона. Разве не этого ты хотела?

Она этого не хотела. Это была рекомендация лечащего врача, не больше. Будь ее воля, Оливия ни за что не оставила бы их дом и светскую жизнь. Бледность кожи и худоба, которые обрела вместе с недугом, а также огромные оленьи глаза, делали ее невероятно хорошенькой в глазах столичных модниц. В таком виде она могла бы составить достойную партию Эдварду. Оливия ведь знала прекрасно о том, что бывшие поклонницы и сейчас продолжали крутиться вокруг ее мужа, силясь привлечь к себе его внимание. Им словно было невдомек, что свое сердце он уже отдал ей, и возвращать его Оливия была не намерена.