Призрачный поцелуй

– Прекрасные дети, – пробубнил Уильям Кенсингтон-старший. – Я буду скучать по ним.

– Мы могли бы приезжать чаще, – вцепился в идею его сын.

– Конечно, – задумчиво отозвался старший, вытирая рот салфеткой. – Конечно… Вы могли бы остаться навсегда.

Супруги просияли, не веря в щедрость предложения. Если бы отель обладал голосом, он бы нещадно вопил, чтобы они уезжали. Чего они, конечно, не сделали, и никогда уже не смогут. Ядовитая идея, поданная за ужином, уже просочилась через поры в головы родителей, отравляя сознание.

Поначалу Уильям Кенсингтон-младший решил, что его отец – рехнувшееся чудовище, но каникулы длиной в месяц в стенах отеля «Полдень» стерли представления о здравом смысле и границы собственной адекватности. Теперь он смотрел в рот родителя, как птенец, жадно поглощая каждый кусок отравленной умственной пищи, которую Кенсингтон-старший норовил поглубже затолкать в глотку сына. «Они – обуза» из его уст звучало как мантра, ежедневно прокладывая путь к темной стороне сущности Кенсингтона-младшего. Дорога оказалась даже короче, чем предполагал кровавый магнат, и вот, по истечении срока, его оружие в человеческом обличье было готово.

В двенадцать часов пополудни шел дождь, как если бы небеса заранее оплакивали потерю. Деймон рисовал в своей комнате, а Лили, включив в наушниках любимую песню, болтала ногами, свешенными с подоконника ее номера.

Роджер, раздав указания горничным, отправился в свою комнату, чтобы немного отдохнуть, но так и не дошел до двери, услышав приглушенное бормотание на лестнице.

– Просто запри ее в комнате, чтобы не путалась под ногами! Я сам с ней разберусь, – шипел Кенсингтон-старший.

– Габи согласилась на это. Мы подписали твои чертовы бумаги, отец. Мы выполним свою часть уговора, а ты выполнишь свою.

Что за уговор, Роджер так и не расслышал; голоса удалились, погружая коридор в тишину, вместе с которой осталось и чувство, что что-то тут нечисто. Он отправился к себе, а спустя полчаса жалких попыток вызвать сон, который никак не приходил, сел на кровати, переваривая услышанное ранее. Беспокойство съедало изнутри, грызло нутро так рьяно, что не было сил унять этот зуд. Поддавшись неведомому порыву и отбросив собственное правило – не влезать в дела постояльцев, – Роджер поспешил наверх.